Людмила Сурская - Шумеры

— Что? Ты ездишь со мной в метро? Значит, стоишь рядом в очереди в магазине? Я не знаю, что и подумать… Это не честно. Теперь я буду всех подозревать и ко всем цепляться. Дорогой, давай покончим с прятками. — Заканючила она.

— Малыш, не подгоняй меня.

— Но ты меня знаешь, а я тебя нет.

— Должна быть хоть какая-то тайна в отношениях между людьми. Так говорят психологи, — добавил он оправдываясь.

— Никаких тайн я не желаю иметь между нами. А психологов к бесу. Я тебя хочу.

21

Утром опять, как всегда проснулась одна. «Когда уже это кончится, и я расплющу веки на его плече?» Позавтракала кое-как и отправилась на работу. Там были все несказанно удивлены её скорым возвращением. Она сослалась на причуды генерального и все отстали. Дни покатились своей чередой. Обыкновенные, рабочие, со счастливыми появлениями Эдика по ночам. Он приходил, не смотря на её возражения, даже в дни, когда она не могла заниматься с ним сексом. Лежал просто рядом, грея руками её живот, осыпая нежностями и рассказывая всякие смешные истории.

В субботу она опять вспомнила про список из госпиталя, утром достав его, она отправилась по следующему в столбике адресу. Дверь открыл мужик лет сорока или чуть больше. Коренастый, плотный и как показалось Людмиле под «мухой». Нет, конечно, нельзя сказать, что дверь была так уж гостеприимно распахнута перед ней. Нет, но она отворилась сразу же по нажатию ей кнопки.

— Я ничего не покупаю, — попытался он захлопнуть перед её носом дверь, принимая за назойливого продавца.

Она не отшатнулась: что за беда, красных физиономий никогда не видела, а быстро сунула в щель ногу.

— Вы ошиблись, я ничего не продаю. Мне нужен Пилюгин Юрий Николаевич. Я с телевидения. Вот моё удостоверение, — сказала она максимально приветливо.

Мужику пришлось вновь открыть дверь. Но выражение лица его не изменилось.

— Это я, но о войне говорить не хочу, и вспоминать об этом не желаю.

— Меня интересует не война, а ваше ранение. — Поняв, что это не Эдик, не подходил ни рост, ни телосложение. И татуировка на плече не походила на ту, что украшала Эдика. Не то расположение и совсем иной рисунок. Не уходить же просто так, раз пришла. Люда, решила просто пообщаться. — Разрешите пройти. Мне важен этот разговор.

Он не спускал с неё насторожённых глаз.

— Не знаю, у меня не порядок, я живу один.

— Пожалуйста.

— Будь по-вашему. Входите.

Она огляделась: квартира, похоже, ещё родительская. С тех пор в ней, скорее всего, и не производился ремонт. Старые, допотопные, вытертые обои. Осыпающаяся штукатурка, облупленная краска. Он провёл её в комнату, вероятно самую приличную. Выкинув из кресла какие-то свои вещи, предложил:

— Садитесь.

— Спасибо.

— О чём вы хотели поговорить?

— Я знаю о вашем ранении, и хотела бы, чтоб вы рассказали, как повлияло это на жизнь.

— О какой жизни вы говорите. Её просто нет. Я существую только, как рабочий механизм.

Работаю, как вол и неплохо. А дальше, ничего, ни помнить, ни сосуществовать, никакого желания нет.

— Я до вас встречалась с семьёй, где глава семьи имел в войну с фашистами ещё хуже вашего ранение. Там яички были срезаны напрочь, но я перед собой видела светящуюся счастьем пару.

— Сам я после ранения не рискнул, а женщины такой около меня до этого не было.

— Раз есть примеры другого отношения и к проблеме и к жизни, надо пробовать…

Он потупясь промолчал.

— Я пришлю женщину, которая поможет вам навести порядок и отремонтировать квартиру. Она не столько любительница ремонтов, сколько это даёт ей возможность жить. Она классно навострилась работать, сначала на знакомых и у неё здорово это получилось. Дорого она не берёт. У неё чудный сын, одиннадцатилетний малец, он ходит на подработки с ней. Делают они аккуратно и чисто. Я сама пользовалась её услугами. Очень чуткая и необычной доброты женщина. Запишите — Надя и Семён Зотовы. Это моя студенческая подруга. Уверяю вас, не пожалеете.

Просмотрев в маршрутке в список и поняв, что поворот «газели», как раз выкрутил на нужную ей улицу, она решила зайти ещё и в третий номер по списку. Дом был старый и обшарпанный. Подъезд с облупившейся побелкой и накрашенный в несколько слоёв краской. Обтянутые двери и перила без подлокотников. Дверь открыла убитая горем женщина вся в чёрном одеянии.

— Вам кого?

— Полунина Анатолия Евгеньевича.

— Зачем он вам? — спросила она устало.

— Я с телевидения хотела бы поговорить с ним, — бодренько отрапортовала Люда.

Она отступила пропуская гостью.

— Проходите…

Проводив Люду в чистенькую опрятную комнату с укрытым полотенцем зеркалом и портретом молодого парня в чёрной рамке с такой же лентой на углу, она присела на стул.

— Вот говорите, — всхлипнув, показала она на портрет.

Люда без приглашения шлёпнулась рядом.

— Что случилось?

Женщина вытерла глаза и дрожащим и совершенно бесцветным голосом сказала:

— Покончил одним махом с этой проклятой жизнью. Своей и моей тоже. Как теперь жить не знаю. Одна растила, думала утешением на старость будет, а вон как вышло. Жаль, что с ним в один гроб лечь нельзя.

— Это из-за ранения? — осторожно спросила Люда.

— Вы до ужаса правы. Только и твердил: «Зачем они меня спасали, зачем спасали… Мне такая жизнь не нужна». Теперь всё. А я? Как жить мне?

— Жаль. Секс это не вся жизнь и потом человек может приспособиться ко всему. Он запрограммирован на борьбу и выживание. Хотя, как это не страшно, а рычаги управления жизнью и смертью заложены в самом человеке.

Женщина соглашаясь кивнула.

— Наверное, так.

— Простите, я пойду, — поднялась Люда.

Женщина проводила её до выхода. Сбегала не оглядываясь, знала — стоит.

Ей опять захотелось пройтись. Лучше пешком протопать три остановки, чем лезть в эту консервную банку-маршрутку или спускаться в подземку. Человек насколько силён, настолько и слаб. Жизнь и смерть всегда качаются на одних весах. Капля слабости перетянула жизнь. Не смотря на то, что после последней командировки генеральный, как ей, кажется, проявляет к ней не совсем служебный интерес, она не поменяет Эдика на него. К тому же для неё непонятен такой поворот его настроения и смешно вспоминать, как он нагло себя вёл с ней в самом начале, а сейчас вдруг складывает лапки. С чего бы такой разворот, ведь он так убедительно рассказывал о девушках его вкуса? «А может, на счёт генерального я ошибаюсь. И парень подчищает, всего-то на всего, своё не совсем вежливое обращение со мной. Чего я, правда, навоображала. Ведь он однажды уже намекнул мне о моём зашкаливающем самомнении. Как бы там не было, а с чего-то взял и пригласил на концерт Леонтьева, на завтра, а я отказалась. Пусть знает, что никто из-за него, салаги, умирать не собирается и в его обществе не нуждается. Хотя кто его знает. Пожалеть меня такую убогую, после той последней поездки, тоже мог». Она ходила по гастроному, покупала продукты, не глядя, опускала их в пакет. Задавала продавцам вопросы, плохо слушая ответ, расплачиваясь, забывала забрать сдачу. Добравшись домой заторопилась с ужином, скоро должен прийти Эд. Вспомнив про него, бросила взгляд на мобильник. «Кретинка, забыла зарядить». Не успела включить в сеть, как ожил телефон. Конечно же, вызванивал Эд.