История Эверис Фэлс - Екатерина Котова

— Зачем? — смутилась. Ноэль так делала мне, когда я разбивала коленки или ставила ссадины где бы то ни было. Потом я делала так Вельке.

— Мне понравилось. — улыбнулся северянин.

Умел же он заставлять алые лепестки смущения распускаться на моих щеках.

— Спасибо. — решила поблагодарить за явно сохранённую честь. Закрутила бутылёк и убрала марлю в ларь. — Правда теперь могут быть проблемы.

На что мужчина лишь пренебрежительно фыркнул, мол, это вообще ерунда.

— Ты не понимаешь. Маркус Крамер сын посла Россарийской империи, Рей. С весьма злопамятным, гадливым, въедливым характером.

— И что? — отмахнулся и притянул меня к себе. Рей сидел на стуле, и я была чуть выше него. Приятный нежный поцелуй коснулся моих губ. Я выставила руку, упираясь в крепкую грудь.

— Тебе больно. У тебя свежая ссадина. — коснулась языком своей нижней губы и почувствовала отголосок крови Рея.

— Не приятно? — Рей продолжал обнимать меня, не выпуская из кольца рук.

— Да нет, ничего такая кровушка. — шутливо причмокнула губами. — Как раз в моем вкусе.

Северянин рассмеялся.

— Знаешь как в Дэрнии другие узнают, что девушка занята? — неожиданно хитро спросил Рей, на что я помотала головой.

— Вот так! — он резко притянул меня на колени и принялся целовать мою шею и лицо, оставляя кровавые маленькие пятнышки. — Мы, дикари севера, обмазываем своих дев кровью. — я захохотала и призвала нахала к порядку. А когда умылась и мы убрали улики, Рей проводил меня до комнаты, нежно целуя напоследок, невзирая на ссадину. И почему мне казалось, что словно дополнительную магию пустили по венам? Может, это шутки Даркмурта?

На следующий день я его не видела, хотя, признаюсь, жутко ждала, что он настигнет меня в своей абсолютно из ряда вон выходящей манере. И через день тоже. На третий под дверью обнаружилась коробка с припиской «От Р. Л. Ф.», которую внесла Лив, пока я поливала расцветший гипиус. Крупная вытянутая головка раскрылась жирными розоватыми лепестками, обнажая бордовую сердцевину тычинок. Чудо! Я была горда нами, мы по очереди удобряли этот жутко капризный цветок и сегодня он наконец зацвёл. Оставалось ещё месяц за ним доухаживать и зачёт в шляпе. Я всматривалась в его удивительное нутро и внезапно из пестика в меня стрельнул мутноватый дымок, сладковатый запах проник в легкие. Я испугалась, может, что–то не так сделала. Или потоп все же навредил нашему межмировому чаду. Мадам Леманн упоминала, что гипиус черезвычайно реагентное растение и может захворать от простого сквозняка. Или, не дай Стихии, у него открылась аллергия! Я проверила грунт на температуру и подоконник на пыль. А Лив ворвалась в комнату с недовольным лицом, осматривая запечатанную посылку, небрежно скинув письмо на кровать и едко прокомментировала, пока я возилась с Erithroxylum coca:

— Надеюсь, это прислал действительно Рей, а не какие-нибудь головорезы с угрозами. И это не часть одного из северян! — я укоризненно посмотрела на подругу. Она жутко любила детективные истории со всякими кровавыми подробностями, чего я на дух не переносила. — А что? Вся троица неожиданно куда-то пропала. Хоть один объявился! Вот мужчины! — возмущалась эртонка, пока я рвала почтовую бумагу.

— Мог бы хоть записку прислать. Я ведь волнуюсь. — нахохлилась Ливана, складывая руки на груди.

— А это что? — бросила я взгляд на симпатичный конверт.

— Это Рудь. — пренебрежительно отозвалась красавица. А мне стало смешно, уже второй год парень безуспешно, но упорно добивается Лив. И если первые полтора курса он просто ходил и вздыхал. А я как–то по доброте душевной в середине прошлого года посоветовала ему начать действовать, то прошлой весной он начал закидывать Ливану письмами с витиеватыми объяснениями своих чувств. И парень оказался особью особо талантливой. Жаль, что в переносном смысле, потому что алхимики дети математики и расчетов, а не писчих дел мастера.

— Что пишет? — полюбопытствовала пока подкармливала растение сывороткой «роста и цвета».

— Смеёшься? Я даже читать не буду. — раздраженно расчесывала гребнем волосы и кажется от недовольства запутала прядь в колтун.

— Можешь прочитать, если сахара в жизни не хватает. — едко заметила, пытаясь сдержанно распутать шевелюру и не «отрезать ее к чертям», как она иногда выражалась.

С глубоким уважением и сочувствием к парню, я вскрыла пухлый конверт с вживлёнными в бумагу сушеными цветами. Мелованный лист пестрел затейливым чуть кривоватым почерком и искренними строчками, обращёнными к закрытому сердцу эртонки.

'Светлейшая Ливана, смею ли я надеяться на ответ? Возможно, я косноязычен и не слишком благообразен, но мысли о вас заставляют меня меньше спать и больше трудиться на благо науки.

Вчера на экспериментальной кафедре у профессора Холлвиша мы открыли новое растения подвида суккулентных и мне выпала честь назвать ее вашим именем «Ливана Мэнсон». Мастер одобрил, и я подал прошение на регистрацию в патентное бюро. Конечно, вам больше подходят розы, чем суккулентные. Ваш светлый лик достоин лучших оранжерей, ведь все это ни стоит и грамма утонченности и красоты, коими вы благоухаете. Иногда я представляю, как вы пишете мне ответ изящные строчки, а я отправляю вам розы как элемент радости…' — закончила я, оборвавшись на слове, так как Ливана вырвала любовное письмо, обреченное явно на уничтожение в Стихии.

— Ты только посмотри, каков подлец! — вчиталась в неровные строчки эртонка. — Так и написал: «суккулентное» назвал в честь меня! Ну я ему! — смяла листок, благоухающий явно каким-то алхимическим цветочным настоем.

Я хохотала, наблюдая за праведным гневом подруги.

— Брось ты. Изящная словесность точно не его конёк, зато смотри какой парень: ещё академию не закончил, а уже именует растенице именем не сбывшихся надежд. Это он, конечно, зря.

— Рудь парень неплохой, но за суккулент он мне ответит. — закатала рукава колдунья, но от расправы ее отвлекло шебуршание почтовой бумаги от моей посылки.

Любопытство взяло верх и мы обе склонились над коробом, чуть не столкнувшись лбами. Внутри на красном бархате лежал… морозник! Но какой!