Необходимо и недостаточно - Швепса

Я и не знала, что она существует параллельно с нашей. Наверное, не важно то, что действительно есть, — значение имеет восприятие.

Святослав Элис, из книги «Двери 520»

Я вздрогнула от слишком громкого удара двери купе о стенку. Ещё несколько секунд смотрела на неё в надежде, что она распахнётся и Забини вернется и объяснит, с чего он взял, что наркотики мне помогут, потому что мне кажется, что от мучений меня избавит лишь пуля в лоб. Но слизеринец беспощадно оставил меня наедине с этим веществом.

Сглотнув мизерную каплю скопившейся слюны, я перевела взгляд на белый порошок. Голова раскалывалась так, словно в череп ежесекундно вводили иглы. С характерным скрипом, от которого передёргивает. Я настолько привыкла к этой боли, что уже не представляла свою жизнь без неё. Как это, когда мысли не путаются? Когда ты можешь спокойно передвигаться и не падать в обморок, сделав пару лишних шагов?

Мне бы и в голову не пришло употреблять наркотики: я всегда выберу ясную боль, чем спасительный дурман. Но… он положил сэндвич. Какова может быть вероятность того, что он знает, что со мной происходит? Знает, что я уже несколько месяцев не могу есть. Потому что я, чёрт побери, не имею понятия, что с моим организмом, как и врачи в Мунго, поставившие мне диагноз посттравматического расстройства, о котором сейчас болтают все вокруг.

Когда я ела в последний раз? Когда спала дольше, чем полчаса подряд, просыпаясь от нестерпимой боли во всём теле с криком на устах? Сейчас нормальная жизнь являлась мифом, чем-то из разряда нереального или очень абстрактного, как горизонт. Ты стремишься к нему, но не приближаешься ни на дюйм.

Тело пробирала дрожь, я чувствовала холод и смертельную усталость. Всё моё состояние ежедневно доказывало, что я лишь существую. Это уже не жизнь и даже не выживание. Я просто ждала конца, и, ей-Мерлин, ждать определённо осталось недолго.

Если только… нет, наркотики мне не помогут. Я прикрыла глаза, пытаясь отбросить мысли о Забини прочь. Наверняка он просто решил, что я наркоманка. Это даже не удивительно, я больше похожа на эльфа-переростка, нежели на девушку. Но чёртов сэндвич, вот зачем он положил его?! С чего он взял, что этот порошок поможет мне поесть?! Это ведь бред.

Я уже тысячу раз пожалела, что согласилась стать старостой школы, и понятия не имела, как буду справляться. После войны всё потеряло хоть малейший смысл. Хоть бы сегодня мои мучения закончились — вот то, о чём я думала постоянно.

Как же было наивно полагать, что, вернувшись в Хогвартс, я почувствую вкус к жизни. Поезд тронулся час назад, а я не ощутила ничего хоть отдалённо напоминающего радость от возвращения в школу. Лишь тошноту, но желудок был пуст.

Я схватилась за горло, вновь сглатывая желчь. Вытерла каплю слюны с губ, еле держа руку на весу, и обмякла на сидении. Я уже насквозь пропахла этим кисло-горьким запахом. И как мой желудок, будучи, наверное, размером с изюм, умудрялся так сильно сокращаться, доставляя мне ещё больше боли?

Хотелось биться о стены и кричать. Так громко, чтобы истратить последние силы и сдохнуть уже наконец.

Это началось сразу после войны. Сначала были просто кошмары, которые не давали спать, заставляя просыпаться с криком на устах. Каждую ночь я купалась в море из боли, страха и смерти и всегда была лишь сторонним наблюдателем. Слышала их голоса. Нет, не так. Истошные крики, вопли, которые издавали близкие люди перед смертью. Видела искаженные ужасом лица, перепачканные в крови, и не могла сдвинуться с места, продолжая покорно смотреть.

Я правда пыталась взять себя в руки и радоваться победе, как все вокруг. Изучила множество книг о психологических расстройствах. Пила зелья для сна без сновидений чуть ли не бочками. Только ни черта это не работало.

В июне организм перестал нормально усваивать пищу. Меня тошнило от всего, что было хоть немного калорийнее воды.

Я, как и сейчас, не понимала, что происходит. Мне казалось, что меня прокляли самым отвратительным способом и теперь собственное сознание пытается истощить тело. Покончить с этим.

Магия покидала меня. Сил хватало лишь на слабенький Люмос, читая очередной талмуд поздней ночью.

Уже было невозможно скрывать своё состояние, постоянно находясь рядом с друзьями, поэтому я вернулась в дом родителей. Мне не хотелось расстраивать Гарри и Рона, быть кляксой в их новой яркой истории. Колдомедики лишь разводили руками и говорили, что это посттравматическое расстройство. Выписывали какие-то зелья, от которых меня тошнило ещё больше. Поэтому я решила вернуться в Хогвартс на последний курс, надеясь на волшебное исцеление.

Я понимала, что если это не сработает, то следует рассказать друзьям. Лечь в Мунго, если потребуется. Но с каждым днем мне лишь всё больше хотелось умереть, избавиться от этого дерьма внутри за один миг. Я смирилась со скорой смертью, потому что цепляться за жизнь было слишком больно. Невыносимо, бесполезно.

Жалкая. Вот какой я стала.

Тень грустной улыбки пробежала по мертвенно-бледным губам. Сколько я ещё протяну?

Насколько нужно сломать человека, чтобы он пошёл против своих принципов? О каких вообще принципах может идти речь, если ты молишь Мерлина о скорейшей смерти? Но росток надежды продолжает сидеть внутри, он с каждым днём увядает от боли, но продолжает шептать, что ты выживешь. А я, наивная, верю. Цепляюсь за него, как за остатки здравого смысла. Хоть это и сумасшествие во плоти.

От здравого смысла осталась лишь одна мысль.

Мне нечего терять.

И я уже тянулась дрожащей рукой к этому пакетику, но отдёрнула её в последний миг. Это ведь слабость, которая окончательно погубит меня. Разломает на части. Будет беспощадна к моему истощённому телу.

Я лишь хочу помочь.

Эти слова застряли в моей голове. Вот уж помощь, которую ты не ждёшь. Не от него, не так. Но, видимо, это и есть та самая волшебная таблетка, которая может вновь вдохнуть в меня жизнь. Запретный плод.

Я смотрела на сэндвич, плывущий у меня перед глазами. Я вот-вот отключусь и… очнусь ли в этот раз?

Глаза щипало от сухости, но я не могла себе позволить хотя бы моргнуть. Это означало сдаться, вновь упасть в пропасть ужаса. На сомнения просто не было времени.

Пальцы сильно дрожали, но я кое-как справилась с застежкой пакета, тут же рассыпав всё содержимое на стол. Тихо чертыхнувшись, я, заметно шатаясь, подобралась ближе к столику. Нити, привязывающие меня к реальности происходящего, рвались одна за другой. Рёбра, обтянутые