Невеста в бегах. Гуси, грядки... герцог?! (СИ) - Константин Фрес

они-и-и, — провыла девчонка, уже не сдерживаясь. — Гусышку недоглядели, остались они без мамки. Вот мне их отдали и велели выкормить.

— Ну так что с того? — удивилась я.

— Да как же я их выкормлю, — с отчаянием выкрикнула девчонка, — если на мне огород?! А эти еще сами есть не умеют, бестолковые! Да и без мамки орут! С ними целый день надо возиться! А если сдохнет хоть один, с меня шкуру спустят! Итак штрафов в счет жалования мне приписали!

Она жалобно всхлипывала.

— Я в последний раз жалование получала в позапрошлом месяце, — убито сообщила она мне.

— Как же так?! — поразилась я, припоминая ухоженный образцовый огород.

— Ну вот так. По мелочи набегает… То недогляжу рассаду, то не полью, то перелью… Дома у меня грязно, не успеваю я убраться. На мне же двадцать шагов города!

— Двадцать шагов! — ахнула я. По местным меркам, это было очень много. На такую маленькую девчонку… — Да где же тебе все успеть?!

— А никого это не волнует. Должна, раз подрядилась на работу. Теперь еще и гуси! Они знаешь, какие дорогие? Сдохнут — до нового года бесплатно буду работать! Так что ты подумай как следует, прежде чем наниматься к матушке Ферро. Она найдет способ, как отнять у тебя то, что тебе причитается. Бесплатно будешь работать. За кров и ложку каши.

— Что же ты ешь? — ахнула я. — Во что одеваешься?

Она снова всхлипнула и грустно повесила голову.

Ее странный чепец унылым блином сполз на сторону.

— Вот, — пробормотала она, вытаскивая из-под гусят холщовый мешочек с крупой, — этим пшена дали. Велели варить и их кормить. Если они сдохнут, то мне как раз на неделю хватит…

От этих откровений у меня здорово поугас энтузиазм.

Да уж, положение…

Меж тем гусята разпищались. Они тянули шеи и орали до хрипоты.

— Есть хотят, — прошептала девчонка.

— Так, не реветь! — тут же скомандовала я. — Ты знаешь что? Садись-ка, поешь. А я их покормлю.

— Чем? — удивилась девчонка.

Но ее взгляд уже был прикован к столу. Нехитрое угощение — сын и хлеб, — захватили ее внимание целиком. Она живенько уселась к столу и жадно ухватила краюшку хлеба. Я же подступила к гусятам.

Желтенькие пуховички, как же мне их было жаль!

Пока они верещали, я покрошила все три яйца в мелкую крошку и положила перед гусятами на тарелке.

Но гусята не понимали, что надо делать.

Шлепали лапами, затаптывая еду.

— Тьфу ты, грех, — расстроилась я. — Впрочем…

О курице-то я о своей забыла!

А та, закатанная в шаль, так и спала в узелке у давно погасшей печи.

Я ее вытряхнула и поставила перед блюдцем с рубленным яйцом.

Лысая, полусонная, она тотчас сообразила, что от нее требуется.

Есть! Пить!

Работая острым клювом, она принялась клевать яйцо, и гусята не сразу, но все же последовали ее примеру.

— О, едят! — радостно прокричала девчонка, набивая рот очередным куском хлеба. — Едят!

Тут мне пришлось оттянуть мою пернатую помощницу за лысую гузку, ибо она уж сильно увлеклась. А пятеро желтеньких крох уже достаточно поняли, что от них требуется.

В глубокую миску мы налили воды, и малютки принялись пить. И купаться пробовали.

— Ах, замерзнут! — сокрушалась девчонка, оттаскивая намокших птенцов от плошки. — Простынут и помрут! Где мы их сушить станем?

— Может, слегка подтопить печку? — спросила я.

— Ага, а дров где возьмем?

— А чем же ты топишь зимой?

— Зимой дают по пять поленьев на день, — серьезно проговорила она. — И по четверть ведра угля. Если мы сейчас это сожжем, то зимой придется в холоде сидеть.

— Значит, пусть сами себя греют, — ответила я.

В корзинку я постелила свою шаль, усадила на нее гусят. Они сбились в кучу, тревожно попискивая. Я аккуратно укутала их, и постепенно они затихли, пригревшись.

— Завтра твоей шали конец, — заметила девчонка.

— Ничего. Постираем, повесим сушиться. К вечеру она будет как новая. Ты наелась?

Девчонка, хоть и была голодна, а все же пару кусочков хлеба мне оставила. Самых маленьких, но все же.

— Да, — прошептала она, совершенно счастливая.

— Ну, будем знакомы? Меня Эстелла зовут, — сказала я.

— Анника, — представилась она.

Глава 5

— Но тебе правда не стоит наниматься к госпоже Ферро, — продолжила Анника. — Она выплатит тебе максимум первых два жалованья. А потом начнет придираться по мелочам. И чем больше ты будешь на нее работать, тем глубже увязнешь. А чтоб выбраться, надо выплатить отступные.

— Вот как?!

— Конечно. Ведь плату за жилье с тебя не будут взимать.

Я задумалась.

— А пожить у тебя можно? — спросила я. — Ну, в твоем доме? Я буду помогать, честно! С гусятами вот помогу, чем смогу. И дом приберу, если что. Глядишь, у тебя штрафов будет меньше.

Я покопалась в кармане и достала пару монеток, которые дал мне возница.

— Этого, конечно, немного, — сказала я, — но ведь можно купить хлеба…

У Анники глаза заблестели.

— Хлеб! — прошептала она. — А тут еще пшено… можно кашу сварить!

— А если уж совсем станет голодно, — подхватила я, — сварим вон суп. Из моей курицы!

Я протянула руку, чтоб погладить несчастную птицу.

Ну да, я ее спасла.

Но такова птичья доля. Я готова была ею пожертвовать ради нас с Анникой.

Но что-то пошло не так. У курицы, как ни странно, на этот счет были свои планы.

— Руки прочь! — выкрикнула вдруг эта пернатая — пардон, лысая! — птица, отпрыгивая и забиваясь в угол между стеной и печкой. — Или я за себя не отвечаю!

Анника подскочила, как ужаленная, отпрянула, и тотчас же упала, споткнувшись о ведро.

Она рухнула задницей прямо в него, задрав ноги и выбив целый фонтан холодной воды.

Но говорящая курица ее так напугала, что Анника не обратила внимание на холод.

Вытаращив глаза, не мигая, она мужественно выдрала себя из ведра, и ухватила метлу.

— Демон! — выдохнула она.

И попыталась прихлопнуть несчастное лысое создание.

Курица, забившись в угол, отбивалась, как тигрица. Клевалась, кудахтала и дрыгала ногами.

А я просто-таки остолбенела. Даже двигаться не могла.

— …Олег Петрович?! — только и смогла вымолвить я, потрясенная до глубины души.

Этот голос, эти интонации, эту спесь в голосе я не спутаю ни с какими другими!

Это хорошо завуалированное превосходство, яд, сквозящий в каждом слове!

Противный препод, что мучил меня на пересдачах! Это он, он оказался в теле ощипанной курицы!

Услышав свое имя, он — курица, — на миг перестал сопротивляться и Аннике удалось прихлопнуть его метлой.

Да так, что он уселся на лысую гузку, растопырив лапы и раскрыв