Затерянные во времени - Юлия Ветрова

— В этом всё дело? — Дерек улыбнулся, всё так же продолжая медленно перебирать волосы возлюбленной. — Тебе нужен маяк, который ждал бы тебя в конце пути. Как и всем нам. Но у нас его нет. Мы просто… идём.

— Куда?

— Не знаю, — Дерек пожал плечами. — От рождения к смерти.

Инэрис нервно рассмеялась, но тогда Дерек не понял почему.

— Как вы можете так… жить? Разве это жизнь, когда самое лучшее — рождение — позади, а впереди только старость и смерть?

— Может, потому что у нас есть настоящее?

— Настоящее? — Инэрис посмотрела на него непонимающе, и на мгновение показалась Дереку совсем юной.

— У меня есть ты. Ты мой маяк. У меня есть это небо и эти звёзды. Солёный ветер, дующий с моря, и шелест листвы. Вслушайся. Это так много. И это так страшно иногда потерять навсегда.

— Небо… — повторила Инэрис и покачала головой. — Ты и не представляешь, что такое небо. Звёзды — огромные, совсем близко. И ты наедине с ними. Звёзды не могут принадлежать. Мы принадлежим им. Они — судьба. Всё то в нашей жизни, что нам не дано объяснить. Я отдала бы всё, чтобы увидеть… — она замолкла и стиснула зубы, а затем продолжила. — Это была наша ошибка. Мы думали, что даже звёзды принадлежат нам. Мы думали, они вечно будут терпеть, как мы топчем их подошвами своих сапог.

Дерек прикрыл глаза и откинулся спиной на ствол дерева, стоявшего позади. Он слушал мир вокруг — стрекотание сверчков и тихое журчание реки где-то вдалеке. Ещё дальше слышались голоса людей — и они были прекрасны вот так, когда слышишь их едва-едва. Жить среди людей он бы не смог. Слишком много там было слов, склок и пустых движений, которые отнимали драгоценные минуты настоящего. Заглушали голос луны и шёпот ветра, несущего новости из чужих земель.

Инэрис была не такой, как другие. Рядом с ней можно было молчать. Часами перебирать струны, глядя в её глаза, обращённые к пламени костра. Она никогда не говорила того, что не должно быть сказано, и от того каждое слово её заставляло Дерека думать о нём долго и пытаться понять. Понять то, что говорила Инэрис сейчас, он не мог. Он лишь чувствовал боль человека, потерявшего всё, и отблески величия, сгинувшего пеплом.

— Величие, — произнёс он то, о чём думал в этот миг, — всегда приводит к смерти. Это как огонь. Он может гореть тихо до самого утра — или вспыхнуть и взметнуться к небу, осыпая нас снопами искр. Но тогда… Пламя быстро утихнет.

— А мы останемся в темноте, — закончила Инэрис за него.

— Не совсем, — поправил её Дерек, — ведь огонь всё ещё здесь. Взгляни. Просто твои глаза, привыкшие к яркому свету, не могут его увидеть.

Инэрис покачала головой.

— Для меня этот огонь слишком мал.

Дерек вздохнул и убрал пальцы от её волос.

— Тогда мне нечем тебе помочь.

***

Инэрис спала своим неровным сном, населённым пламенем горящих городов, болью утраты и нескончаемым чувством вины. Но Дерек так и не узнал за те десять лет, что объединили их, как выглядели эти города и каковы были имена тех погибших, которых Инэрис оплакивала до сих пор.

За десять лет они обошли весь обозримый мир, и в каждом городе Дерек искал в глазах Исы тень узнавания. При взгляде на античные храмы и остатки римских крепостей он ждал, когда хотя бы лёгким движением бровей она выдаст свою боль и тем подскажет Дереку, где искать её прошлое. Но Иса смотрела равнодушно. Самые величественные храмы казались ей грубыми, самые прекрасные картины — написанными неискусно. Самые дорогие самоцветы она держала в руках небрежно, словно дешевые стекляшки. И только музыка, казалось, завораживала её — будто бы сама она никогда не слышала её раньше.

В одном из первых городов Инэрис купила себе свирель. Она играла не очень хорошо, это Дерек понял сразу — но могла вторить голосу лиры при дворах не очень знатных королей.

Сам же Дерек был знаком с этим инструментом хорошо — он не любил свирель лишь за то, что с ней не мог петь, и вынужден был только лишь наигрывать мелодию, которая без слов оказывалась увлекательной далеко не для всех.

Он как-то взял свирель в руки и стал перебирать отверстия, вспоминая песни, которые пела ему мать.

Впервые глаза Исы ожили. Она дёрнулась и спросила:

— Что это за песня?

Дерек пожал плечами.

— У неё нет автора. Это колыбельная.

Иса покачала головой.

— Это не колыбельная. Это вальс.

Дерек смотрел непонимающе. Он знал много мелодий и много ритмов, но слово, которое использовала Иса, не сказало ему ничего.

— Откуда была твоя мать? — спросила девушка резко. Эта резкость находила на неё иногда, но тут же стихала — словно трещали в затухающем костре последние сухие поленья.

— Скажу, если скажешь, откуда родом ты сама.

Иса отвернулась. Больше в тот вечер они не говорили, и Дерек понял, что зашёл слишком далеко. А на следующую ночь, когда они остановились на привал, Иса снова попросила его сыграть — неловко и осторожно, будто чувствуя, как близко подходит к опасной границе нежеланных вопросов.

Дерек поймал её руку и сжал успокаивающе пальцы.

— Я сыграю, — сказал он мягко, — прости, если причинил тебе боль.

Иса молча поцеловала его и приникла щекой к плечу. Они сидели у костра, над которым уже дымился котелок, разнося над опушкой леса слабый аромат тушёного мяса.

Дерек потянулся к свирели и заиграл. Иса, казалось, напрочь провалилась куда-то в другой мир, холод и равнодушие слетели с неё. Она цеплялась за Дерека, словно во сне, а когда песня закончилась, Дерек понял, что в том месте, где касались её ресницы Исы, рубашка промокла.

Они долго сидели молча в тот вечер. И с тех пор Дерек часто играл любимой на свирели — эту песню и другие, которые напевала ему мать. Иногда Иса плакала — пряча слёзы в жёсткой ткани плаща. Но потом засыпала спокойным и ровным сном, и видения оставляли её.

Дерек всё ждал, когда же она расскажет, что за образы пробуждает в её сердце эта тихая музыка, и однажды Иса в самом деле заговорила.

— Я расскажу тебе, — пообещала она, — если ты обещаешь, что расскажешь, откуда родом твоя мать.

Дерек усмехнулся. Ему вдруг стало больно от того, что спустя столько лет, когда казалось уже, что они корнями проросли друг в друга, Иса готова открыть свою тайну только вот так, в обмен на его