Последняя из своего рода (Том 1) (СИ) - Веденеева Валерия

Официально Мервин являлся младшим из мастеров, но я давно знала, что самые важные и сложные заказы выполнял именно он. Единственная причина такой несправедливости заключалась в его смешанной крови. Глупость, конечно: в своем деле Мервин был гением, это могла понять даже я. И это прекрасно знал отец.

Шла третья неделя моего наказания, наступил канун дня рождения. Я как раз начала спуск в подземелья таиртов и завернула за первый угол, а стражники плелись где-то за спиной, когда меня окликнул знакомый голос. Камила, несколько лет как постоянная подружка Седда. Не знаю уж, что они нашли друг в друге. По-моему, более неподходящую пару трудно было подобрать: холодный и язвительный сухарь, мой третий братец, и нежная, хрупкая, похожая на плакучую иву, дочь Крийского герцога. Хотя, когда Седд положил на нее глаз, оставался ли у Камилы выбор?

— Тебе завтра исполняется семнадцать, — тягуче произнесла девушка, выступая из тени бокового хода. Я остановилась, с любопытством глядя на черноволосую пассию брата. Мы находились в хороших отношениях, хотя до дружбы у нас не дошло. Однако она часто пренебрегала условностями и, когда мы оказывались наедине, обращалась на «ты». Я не возражала.

— Семнадцать, а ты опять идешь в эти мерзкие подземелья, — певучий голос нобилессы наполнился состраданием.

Я не стала спорить с определением, только согласно кивнула. Камила была не первой, кто постарался втайне от короля выразить мне сочувствие. Причина доброты придворных объяснялась просто: одного моего слова было достаточно, чтобы Камир, старший принц и наследник, счел своей обязанностью наказать обидчиков любимой сестренки. А его недовольство грозило большими неприятностями, чем недовольство короля. 

Нет, я не злоупотребляла своим влиянием, просто жизнь при дворе приучила меня видеть мотивы доброжелателей. 

Впрочем, в искренности Камилы я почти не сомневалась: все жители Крия действительно боялись и ненавидели подземелья. Учитель по боевой магии рассказывал, что страх замкнутого пространства и темноты рождался вместе с ними — последствие одного старого проклятия.

— Ты вянешь в темноте, как цветок, лишенный света, — продолжила Камила, и я с запозданием вспомнила, что страстью прекрасной эль-туань являлось составление баллад о несчастной любви. Я, увы, любительницей поэзии не была. Однако страх стать первым слушателем очередного творения не оправдался. Любовница Седда всего лишь вынула из собственных волос и протянула мне алую розу без шипов. Цветок, выращенный при помощи магии.

— Укрась себя, Риэль, и тебе будет не так грустно, — пожелала она, и, величественно развернувшись, вновь исчезла в темном переходе. Я рассеянно повертела цветок в руках, по уже намертво вдолбленной привычке проверяя его на посторонние воздействия, потом заткнула за ухо. Пожала плечами. Оставалось надеяться, что героиней очередной баллады стану не несчастная, одинокая, несправедливо наказанная и всеми покинутая я. А то с Камилы вполне могло статься.

Однако пристальное внимание, которым удостоил меня Мервин, стоило риска обессмертить свое имя в поэме непризнанной поэтессы. 

— Вы только что встретились с очередным обожателем, принцесса? — поинтересовался он холодно.

Я с сожалением вздохнула:

— Если бы! Это Камила Крий решила выразить сочувствие. 

Я коснулась цветка и вдруг остро пожалела, что дарителем на самом деле не был прекрасный и пылкий юноша. Провела пальцем по шелковистым лепесткам и тихо сказала:

— Мне еще никто не дарил цветов…

Глупый старый обычай: пока принцесса Шоралл не выйдет замуж, ни один мужчина не должен подносить ей цветы. Если бы у меня был кто-то, не побоявшийся нарушить это правило! Конечно, узнай отец о таком, в лучшем случае лишил бы смельчака всех титулов и выгнал бы прочь. Король отчего-то искренне верил в древнее пророчество, будто мужчина, подаривший девушке крови Шоралл цветы, уничтожит правящую династию.

Мервин ничего не сказал на мои слова, только кивнул на работу, оставленную подмастерьем. Я вздохнула и подошла к заготовке. 

В тот день мы почти не разговаривали. Я молчала, думая о неопределенности собственного будущего, которое станет таким, каким его решит сделать отец, а Мервин молчал, потому что… Ну, он молчал почти всегда, это просто являлось частью его характера. 

Подмастерьев в лаборатории не было — с моим появлением бедняги половину времени проводили у Источника, разряжали испорченные мной заготовки и трудились над новыми.

Той ночью я внезапно проснулась и поняла, что все еще сплю, и мне снится, будто покои заполнены цветами. Розы, лилии, орхидеи. Изящными букетами они лежали на полу вокруг кровати, на подушке, на одеяле…

На мгновение я испугалась, думая, что кто-то сумел проникнуть ко мне. Но охранные чары по периметру покоев ставил отец, а в королевстве не было чародея могущественнее. И я успокоилась, улыбнулась сама себе — просто красивый сон. Подарок от неведомого обожателя, как и мечтала. Откинулась на подушку и закрыла глаза, с наслаждением вдыхая сладкие ароматы.

Конечно же, проснувшись утром, я не нашла даже крохотного лепесточка.

Глава 5

Истерика прошла. Я лежала, уставившись в резной потолок, пытаясь понять. Таирт признался в собственном предательстве, его вина в смерти моих родных, как и в моих собственных шести месяцах плена была бесспорна. Впрочем, по сравнению со всем остальным, плен — это такая мелочь. 

Я должна была возненавидеть Мервина, я пыталась возненавидеть Мервина — и не могла. Но я должна была пытаться и дальше — это был мой долг перед семьей, оправдание моего имени.

Только вот вместо пылающего дворца и мертвых тел перед мысленным взором возникло совсем другое событие, случившееся за месяц до битвы…

Семь месяцев назад…

До семнадцати лет я ни разу не удалялась от столицы дальше, чем на два конных переезда, и даже это случалось только когда весь двор выезжал на традиционную осеннюю охоту. Меня считали недостаточно взрослой, чтобы путешествовать в одиночестве, без родителей, в сопровождении лишь нескольких фрейлин и охраны. Королю с королевой некогда было заниматься моими развлечениями, Камир тоже был занят, а с остальными братьями меня не отпускали.

После того, как я облила Регента кадари вином, король приказал отменить все празднования в честь моего семнадцатилетия, но потом то ли смилостивился, то ли я очень хорошо сумела изобразить страдания несправедливо обиженного ребенка, и у отца проснулась совесть. Так или иначе, но вместо отмененного бала его величество позволил мне выбрать любое другое развлечение на свой вкус. И я пожелала провести две недели на берегу моря.

Услышав об этом, король пробормотал что-то нелестное о собственной мягкотелости, после чего послал со мной братьев и сотню гвардейцев для охраны. А мама настоятельно посоветовала почти половине двора тоже отправиться к морю, чтобы ее «милая девочка не заскучала в одиночестве». В итоге получилось так, что только одна я ехала отдыхать добровольно.

Когда серый туман Портала расступился, вокруг себя я увидела лазурное море. Море и только море. Портал открылся над самой водой, в которой я и оказалась, не успев ничего сообразить. Многочисленные юбки встали колоколом, удержав меня на поверхности, не позволив сразу последовать за ушедшими на дно туфлями. Я не испугалась, просто почувствовала раздражение и злость — на Ренарда, который ставил перенесший меня Портал, и на себя — за то, что доверилась ему. Когда я поумнею?

Волны были мелкие, даже не волны, а рябь; море — безмятежное, небо — без единого облачка. Передо мной — чистый горизонт, одна сплошная синева. Продолжая неуклюже барахтаться в пышных одеждах, порадовалась отсутствию шторма — иначе на волнах от меня остался бы лишь одинокий шарфик. Вода никогда не была моей стихией. Правда, однажды я сумела переплыть целый пруд у летней королевской резиденции.