Кэрол Гудмэн - Демон-любовник

— Не коровы, олени, — зевая, пробормотала я.

— Да, могу представить! Жуткое местечко! Держу пари, зимой там в трубах замерзает вода. И все-таки советую не сжигать за собой мосты — успеешь это сделать, когда получишь приглашение из Нью-Йоркского универа. Думаю, ты сможешь потянуть время.

Мы еще немного поговорили и распрощались. Не успела я повесить трубку, как меня захлестнуло уныние, такое же непривычное для меня, как влажный воздух, просачивающийся в комнату через открытое окно. Вероятно, виной тому была разлука и неуверенность в том, что готовит нам будущее: ни я, ни Пол не знали, сможем ли мы быть вместе всегда или лишь во время каникул. С другой стороны, мы ведь оба заранее знали, что так будет. Недаром мы еще на последнем курсе поклялись, что никогда не поставим друг друга перед выбором: карьера или совместная жизнь. В конце концов, мы с Полом справлялись лучше, чем большинство наших друзей, и к тому же вероятность того, что уже на следующий год мы будем вместе, была достаточно велика. В этом смысле логичнее было бы подождать, когда придет предложение из Нью-Йоркского университета. Если утром декан Бук предложит мне остаться в Фейрвике, я скажу, что подумаю, после чего позвоню этим тугодумам в Нью-Йорк — сообщу, что мне предлагают другую работу. Может, это их немного подстегнет.

Итак, решение принято. Словно гора свалилась у меня с плеч — можно было с легким сердцем лечь спать. Уже засыпая, я лениво подумала, что надо бы встать и закрыть окно, иначе утром на полу будет лужа… но встать уже не было сил.

Я не могла пошевелиться. Я понимала, что должна встать и закрыть окно… но была не в состоянии сдвинуться с места. Какая-то тяжесть, навалившись на грудь, пригвоздила меня к кровати, глубоко вдавив в матрас, так что я оказалась в ловушке. Я не могла пошевелиться, не могла вздохнуть. Даже веки у меня налились свинцом, но тут по глазам ударил свет, и я неимоверным усилием попыталась их открыть.

Свет?!

Дождь прекратился. Вместо сырого воздуха в открытое окно комнаты тихо лился лунный свет. Он-то и придавил меня к кровати. Я могла видеть, как он пробивается сквозь ветки сосен, словно серебряные стрелы; за ним, будто скрюченные пальцы, тянулись тени, которые отбрасывали дрожащие на ветру ветки. Мне вдруг показалось, что они трясутся от нетерпения, стараясь схватить меня. Мне вдруг вспомнились заросли деревьев и кустов, окружавшие «Дом с жимолостью», и у меня возникло на редкость неприятное ощущение, что свечение исходит оттуда. Во всем этом чувствовалось нечто странное, но я слишком устала, чтобы ломать себе над этим голову. Лунный свет был настолько ярок, что я была не в состоянии держать глаза открытыми. Зевнув, я зажмурилась… и увидела это. Лицо человека из дома напротив, поджидавшего меня. Неимоверным усилием я заставила себя открыть глаза — он по-прежнему был там… парил в воздухе, разглядывая меня. Лицо его оставалось в тени, лунный свет стекал по спине, словно сверкающий серебряный плащ. Вот он слегка повернул голову — мне удалось разглядеть высокую скулу, спадавшую на бровь прядь волос и часть плеча. Казалось, его лицо обретает форму только в тех местах, где его касается лунный свет. Ощущение было такое, что этот человек состоит из теней, а лунный свет — резец в руке умелого скульптора, каждый удар которого придает ему форму и… и вес.

Вот из темноты выступило ребро, и я вдруг почувствовала, как его грудь прижимается к моей груди… серебряный луч очертил бедро — и оно вжалось в мой живот; выхватил из темноты длинную мускулистую ногу — и она вытянулось вдоль моей ноги.

Я сдавленно ахнула — точнее, попыталась это сделать. Я приоткрыла рот, но у меня захватило дух из-за тяжести, навалившейся мне на грудь. Губы мужчины приоткрылись, и он впился в мой рот. Мои легкие, казалось, разорвутся под тяжестью его тела. Я попыталась судорожно вдохнуть и внезапно почувствовала, как его тело, холодное точно мрамор, вдруг обрело жар живой плоти. Живой, подвижной плоти. Я чувствовала, как мерно вздымается и опускается его грудь, как его бедра вжимаются в меня, как его ноги раздвигают мои… Он сделал глубокий вдох, и я ощутила, как тело его закаменело. Всей своей тяжестью он навалился на меня сверху, и его дыхание ворвалось в мои легкие, точно так же как сам он ворвался в меня. Он накатывался на меня как волна — волна лунного света, которая волокла меня за собой по камням, затягивая в глубину, на самое дно, а потом, нахлынув, отступала, выкидывая меня на берег, и так раз за разом… снова и снова. Наши тела содрогались в мерном ритме волн, пока я не потеряла всякое представление о том, где кончается он и где начинаюсь я; в ушах у меня шумел прибой, и так было до тех пор, пока последняя волна, приподняв мое тело, не выкинула меня на берег…

Я лежала, вся в поту, задыхаясь и хватая воздух пересохшими губами, а подо мной на постели серебряной лужицей растелился лунный свет.

Глава 3

На следующее утро я проснулась, ощущая блаженно ноющие мышцы, как бывает обычно после ночи по-настоящему хорошего секса, однако блаженство моментально сменилось стыдом, стоило мне только сообразить, что секс имел место исключительно в моем воображении. Собственно, по-другому и быть не могло, твердила я себе. И каким бы реальным он ни казался — я даже сейчас чувствовала, как лунный свет всей своей тяжестью давит мне на грудь, — это был всего лишь сон, другого объяснения у меня не было. Так сказать, результат долгого воздержания. Слава Богу, через пару недель я буду уже в Калифорнии, где меня ждет Пол.

А пока необходимо срочно что-то делать, чтобы хоть как-то разогнать туман, стоявший у меня в голове, напомнила я себе. Скоро позвонит декан Бук — нужно придумать, что ей сказать, если она предложит мне место преподавателя. Плюс ко всему мне перед отъездом еще хотелось заглянуть в «Дом с жимолостью». К счастью, как выяснилось, я все-таки не всю ночь напролет видела сны, потому что посреди ночи мне вдруг в голову пришла идея эссе, посвященного творчеству Дэлии Ла Мотт… кстати, из этого могло бы выйти не эссе, а даже нечто большее. Я вдруг вспомнила, как что-то нацарапала в блокноте, который по давней привычке всегда оставляла возле постели, и протянула к нему руку.

«Граница проходит в “Доме с жимолостью”», — было написано крупными буквами поперек листа. Оставалось только вспомнить, что все это значит.

Я решила, что пробежка поможет мне проветрить мозги. В моем сне погода исправилась — как выяснилось, это мне не приснилось. Через открытое окно в комнату вливался прогретый солнцем воздух — точно так же как накануне ночью лунный свет. Я отдернула шторы — на чисто умытом небе ослепительно сияло солнце. На живой изгороди еще поблескивали капли дождя. Темно-зеленую листву кое-где украшали ярко-розовые и густо-алые мазки — крупные трубчатые цветы смахивали на какую-то экзотическую разновидность жимолости. Странно, но возле моего окна веток не было — ни веток, ни вообще ничего, что могло бы объяснить причудливую игру теней, которую я заметила ночью. Должно быть, это все-таки был сон, решила я.