Франциска Вульф - Рука Фатимы

О боже, кажется, у нее дыбом встают волосы на затылке…

– Отлично справлюсь. Конечно, мой дом не идет ни в какое сравнение с твоими стерильными апартаментами. Но здесь не операционная, а жилые помещения.

Он вздохнул и обмакнул кусочек сырой рыбы в васаби, зеленую пасту. Этот японский хрен – вид безобидный, но запросто прожжет насквозь слизистую оболочку рта и дыхательные пути…

– Ладно, не будем об этом. У тебя, по-видимому, совершенно притуплен слух на конструктивные замечания. А отец ребенка… он хоть немного заботится о тебе? Я имею в виду – помогает ли деньгами, навещает тебя, справляется о здоровье?

Беатриче нахмурилась – какое ему дело?

– Нет, вряд ли он мог бы навещать меня. Кроме того…

– Но ты по крайней мере знаешь, кто он?

Некоторое время она собиралась с духом, сдерживаясь.

– Послушай, за кого ты меня принимаешь? Ты что, серьезно думаешь, что я…

– Спокойно, Беатриче! – Он положил ей руку на плечо. – Знаешь, ведь я не хотел тебя обидеть. Но ты нуждаешься в помощи. А отец ребенка, по-видимому, не готов…

– Дело не в этом, Маркус, – перебила она, отдергивая плечо.

На какое-то мгновение захотелось рассказать все, посвятить его в свою загадочную историю… поведать ему об Али аль-Хусейне. Велико искушение наконец довериться кому-то. Но Маркус… тот ли он человек, кому стоит выложить все? Едва ли – фантазии у него не больше, чем у авторов новостных программ. Желание поделиться с ним так же быстро улетучилось, как появилось. И все-таки она решилась на укороченную версию.

– Отец моего ребенка не может навещать меня потому, что его нет в живых.

Он густо покраснел и ничего не ответил. В этот миг она получила истинное наслаждение. Он всегда ведь твердил, что никогда не попадет впросак, – и вот сел в лужу.

– Что же… – Он закашлялся, стараясь овладеть собой. – Тем легче тебе, видимо, подумать и принять предложение, которое я намерен сделать. Как ты смотришь на то, чтобы нам пожениться?

Беатриче, подносившая ко рту горшочек с супом «мизо», поперхнулась и закашлялась.

– Конечно, я понимаю: мое предложение для тебя полная неожиданность. И все-таки… попробуй со всей серьезностью подойти к нему. Послушай… – Он скрестил руки на груди, сосредоточился, даже наклонился над столом, словно убеждая делового партнера в преимуществах новой рекламной стратегии. – Тебе нужен мужчина, который заботился бы о тебе, а ребенку – отец, который даст ему имя.

– Думаешь, моего имени недостаточно?! – взвилась Беатриче. – Не знаю, в каком мире ты живешь! В наше время нет ничего зазорного в том, чтобы ребенок носил имя матери!

– Может быть, в некоторых кругах это и так, – признал Маркус с улыбочкой. Вот она-то окончательно и вывела ее из себя. На лице его написаны одновременно высокомерие и сочувствие. – Разве ты не желаешь, чтобы твой отпрыск жил в нормальной семье, чтобы в будущем перед ним открывались все двери? Ты станешь моей женой – и я гарантирую ребенку отличный старт в жизни. Вы – он и ты – будете материально обеспечены, тебе не придется больше работать, ты полностью посвятишь себя воспитанию ребенка, дому… мне, наконец!

– Как тебе пришла в голову такая безумная идея?!

– Принимая во внимание нашу многолетнюю дружбу, мою любовь, считаю своим долгом сделать тебе предложение. Честно говоря, меня удивляет, что ты так пренебрежительно отнеслась к этому. Это вовсе не безумная, а вполне разумная идея.

В полном замешательстве она молчала, качая машинально головой.

Уж не почудилось ли ей все это? Неужто она снова погрузилась в Средневековье?! Не может ведь наяву мужчина в две тысячи втором году всерьез сделать такое предложение! Он руководит рекламным агентством, считает себя образцом прогрессивности и либеральности… Это, должно быть, шутка… Но стоп! Маркусу юмор не свойствен.

– Я уже говорил с родителями. Мама в восторге от моей идеи. Ты знаешь, она всегда тебя любила. А отец свяжется с нашим семейным адвокатом и подготовит все необходимые документы. Малыш, как только родится, будет носить мое имя! – Он улыбнулся. – Представляешь, отец даже обещал считать его своим внуком и выделить ему соответствующую долю наследства. Вот твой ребенок, мальчик или девочка, уже совершеннолетний – и он абсолютно независим в материальном отношении. А тетя Сильвия готова стать крестной матерью. Что ты на это скажешь?

«Ничего не скажу», – подумала Беатриче. Ей действительно нечего сказать. Но что-то в голове вертится, нашептывает ей на ухо…

– Али аль-Хусейн! – громко и четко произнесла она. – Звучит неплохо. Что касается крестин – ничего не выйдет!

Маркус побледнел.

– Что ты сказала? Что это за имя?!

– Так я назову ребенка, если родится мальчик. Так звали его отца. А поскольку он был мусульманином, я воспитаю его сына в мусульманской вере.

– Мусульманином?! Ты…

Беатриче наслаждалась своим триумфом: несколькими фразами она внесла замешательство в узенький мирок Маркуса Вебера. Опомнившись, положила палочки, уперлась локтями в стол и, прищурившись, устремила на неожиданного жениха насмешливый взор. Впрочем, не стоит так проявлять свои эмоции. Взяла себя в руки и спокойно продолжила:

– Может быть, прежде чем созывать гостей на свадьбу, тебе и твоей семье стоит побольше узнать об отце ребенка? Так вот… Он араб.

– Господи помилуй… Надеюсь, он не…

Он не успел закончить – она повелительно промолвила:

– Лучше ничего не говори!

Маркус пробормотал что-то невнятное, разглядывая свои руки. Но сделал над собой усилие и продолжил:

– Слава богу, что не чернокожий. Надеюсь, мне удастся убедить отца…

– Довольно, Маркус, спасибо. Разговор наш окончен!

– Думаю, несмотря ни на что, я выполню свою миссию. Конечно, это нелегко, но…

– Маркус, довольно! – вскрикнула она. – Я не нуждаюсь в твоем великодушии и не принимаю твою жертву! Я твердо решила воспитывать ребенка одна и сделаю это. Я не выйду за тебя замуж.

– Прошу тебя, Беатриче, все хорошо обдумать.

Она отрицательно покачала головой.

– А что тут думать? Посмотри на меня: похожа я на женщину, которая добровольно отдастся в лапы твоего до тошноты добропорядочного семейства?

– Как ты смеешь так говорить о моей семье?!

– Разве я не права? Представляю, сколько сил потратила бы твоя мать, чтобы сделать из меня то, что называется «женщина из хорошего общества»! Наверное, разнесла бы по всему Гамбургу, какой подвиг совершила, приютив меня и моего бедного ребенка в своем доме. А твой отец постоянно давал бы почувствовать, что только его великодушие спасло меня от пропасти – ведь благодаря ему я оказалась на Олимпе ганзейской аристократии. – Она перевела дух. – Нет уж, спасибо! Я отказываюсь от такой чести!