Кто я для тебя? (СИ) - Белицкая Марго

Эржебет, конечно же, могла сказать, что предает Родериха вовсе не из-за Гилберта. Что ослабление Габсбургов всегда принесет ей выгоду, что она старается лишь ради своей страны. Но врать себе было глупо.

— Черт! — Эржебет прибавила к этому еще несколько отборных венгерских ругательств.

Она ощущала себя последней сволочью, противоречия разрывали ее на части, хотелось выплеснуть их в приступе ярости, покрушить что-нибудь. Хотя бы разбить вон ту изящную вазу с узором из цветов и листьев, стоящую на столике в углу комнаты. Но Эржебет глубоко вдохнула, выдохнула и велела себе успокоиться.

Потом призвала в памяти давний разговор с Аличе, своей единственной подругой. Тогда Эржебет экивоками и намеками пыталась понять, что девочка, уже превратившаяся в прелестную девушку и пережившая много потерь, думает о возможности стран полагаться на свои чувства.

«Имеем ли мы право любить?» — задала вопрос Эржебет.

И Аличе с подкупающей простотой ответила:

«Я всегда слушаю свое сердце, сестренка»…

Утром Эржебет, как и договаривалась с Родерихом, уехала в свою столицу. Но не стала там задерживаться, а, разобрав несколько срочных дел, сообщила своим приближенным, что хочет немного поохотиться. Вот только отправилась она вовсе не в леса за дичью. Облачившись в темный, неприметный плащ, Эржебет поскакала по дороге на Берлин.

Развалившись на диване, Гилберт неспешно потягивал вино и наблюдал, как за окном медленно темнеет небо. Сегодня выдался тяжелый и суматошный день, Гилберт инспектировал полки новобранцев и жутко вымотался. Фридрих был уверен, что Родерих и Мария Терезия не успокоятся, попытаются вернуть Силезию, и новая война лишь вопрос времени. Сам Гилберт тоже это отлично понимал и поэтому бросил все силы на подготовку армии, решение проблем, которые проявились в ходе последней компании. И даже теперь, отдыхая, он все равно раздумывал о новых пушках, о тактике конницы.

Вдруг дверь распахнулась и в комнату стремительно вошла Эржебет.

Гилберт едва не поперхнулся вином. Конечно, у прислуги был строгий приказ всегда пропускать Эржебет к нему, да и за последние годы она стала в его доме почти хозяйкой. Но Эржебет всегда предупреждала о своих визитах, она присылала записку, а затем приезжала сама и оставалась у него на неделю или две. А потом снова возвращалась к Родериху, оставляя Гилберта в пустоте одиночества с мыслями, что нельзя было ее отпускать.

Но сегодня не было обычной записки — Эржебет появилась внезапно, и стоило схлынуть изумлению, как на его место пришла радость.

— Решила сделать мне сюрприз? — На лице Гилберта расцвела глупейшая счастливая улыбка.

Он отставил бокал на столик, собрался встать и заключить Эржебет в объятия, но она быстро прошла вперед, скинула дорожный плащ на пол и плюхнулась на диван рядом с Гилбертом. Только тут он заметил, что выглядит она так, будто скакала во весь опор без остановок до самого Берлина: ее волосы выбились из хвостика, сапоги были в пыли и грязи, она даже дышала тяжело, словно бежала не лошадь, а она сама.

— Лизхен, что-то случилось? — Гилберт насторожился.

Она не ответила, схватила его бокал и залпом осушила. Гилберт заметил, что ее руки едва заметно дрожат.

«Да что же стряслось, черт возьми?»

Эржебет с громким стуком опустила бокал на столик, выругалась сквозь зубы и только тогда взглянула на Гилберта.

— Заруби себе на носу, я делаю это в первый и последний раз! — почти прорычала она, буравя его злым взглядом. — Первый и последний!

Она была так напряжена, что, казалось, вот-вот взорвется снопом ярких искр.

Гилберт попытался разрядить обстановку, приобнял Эржебет за талию, игриво потерся носом о ее шею.

— И что же ты такое особенное хочешь сделать, что так разволновалась? — Он позволил себе озорную улыбку. — Мы ведь чем только не занимались…

Гилберт попытался поцеловать ее, но Эржебет прижала пальцы к его губам, и даже слегка оттолкнула, не сильно, но настойчиво.

— Дурень… Я пришла по серьезному делу, а не за… — Она недоговорила, быстро отвела взгляд.

«А не за тем, зачем ты обычно ко мне приходишь», — Гилберт горько усмехнулся про себя.

— Тогда рассказывай, я весь внимание.

Но Эржебет молчала, впилась пальцами в обивку дивана, словно собиралась порвать красный бархат, распотрошить сидение, как зверь добычу… Гилберт выжидающе смотрел на нее, потихоньку теряя терпение.

— Я больше никогда не буду это делать, — сдавленно шепнула Эржебет.

— Что именно? — требовательно спросил Гилберт.

— Шпионить за Родерихом для тебя! — словно обвинение выкрикнула Эржебет.

Пару мгновений Гилберт просто ошарашено таращился на нее, пытаясь осознать услышанное.

«Шпионить… за Родерихом…»

В устах Эржебет это звучало так нелепо, чужеродно. Заговоры, интриги, шпионаж — благородный воин Эржебет была далека от такой грязи. Поэтому Гилберту даже никогда в голову не приходило воспользоваться их отношениями и попробовать вызнать у нее какие-нибудь секреты Родериха. А тут она сама…

Гилберт протянул руку, накрыл маленький кулачок Эржебет своей широкой ладонью.

— Не надо, Лизхен, — шепнул он. — У меня есть осведомители в Вене, я узнаю все, что мне нужно и сам.

«Я не хочу, чтобы ты мучилась…»

Он прекрасно понимал, с каким трудом Эржебет далось это решение, ясно представлял, как она собиралась ехать к нему, как переступала через свою честь. И как сейчас ей тяжело.

«Все это ради меня… — Сердца коснулось тепло. — Так может быть…»

— Тут от твоих шпионов толку не будет, информация сверхсекретная… Нет, раз уж пришла, то все расскажу. — Эржебет упрямо вздернула подбородок, сделала глубокий вдох.

— Родерих и Франциск заключили против тебя союз, они подписали тайный договор, в котором уже разделили твои земли после победы, — выпалила она. — Они собираются привлечь к союзу еще и Брагинского и ударить по тебе внезапно с трех сторон. Саксонию они планируют использовать как плацдарм для наступления.

Гилберт присвистнул, он, конечно, предполагал и даже надеялся, что Родерих не позволит ему так просто отобрать одну из своих богатых провинций, но не ожидал ответного удара так скоро. А столь необычный союз и подавно.

— Прыткие гады, уже делят шкуру неубитого волка. Вот уж не думал, что Родди сговориться с Францем, он же его на дух не выносит.

— Не то слово. Родерих после встречи с ним заперся на час в музыкальной комнате и восстанавливал душевное спокойствие наедине с любимым роялем. — Эржебет хмыкнула. — Но все же тебя он ненавидит гораздо сильнее, чем Бонфуа. Тебе тоже нужно найти союзников…

— Фриц уже ведет переговоры с Англией, — перебил Гилберт. — Я тоже не сижу, сложа руки.

— Керкленд? Да он тот еще союзничек. — Эржебет скривилась. — Сидит на своем острове да любуется, как мы на материке грыземся. Ты ведь и сам знаешь, что он выступил на стороне Родериха в последней войне. Только вот толку от него было чуть.

— И черт с ним! — Гилберт беззаботно махнул рукой. — Сам справлюсь.

— Безрассудный, как всегда. — Ему показалось, что в ворчании Эржебет проскользнули нотки восхищения, но ручаться он бы не стал.

Затем она нахмурилась, строго взглянул на него.

— Тебе будут противостоять три сильнейших державы! Не время для пустой похвальбы!

— Это не пустая похвальба! Я ведь не слабак! — запальчиво возразил Гилберт. — Я уже не мелкий Орден, и не герцогство. Я — королевство Пруссия! У меня лучшая в мире армия! Родди я уже это показал, покажу и остальным. Я заставлю их с собой считаться!

«Я стану сильным. Настолько сильным, что могу делать все, что угодно, не оглядываясь на других, на политику и проклятое европейское равновесие! И когда я втопчу Родериха в грязь, ты больше не будешь от него зависеть, Лизхен! Не будет этих свиданий урывками! И ты станешь моей, хочешь ты этого или нет!»

— Ты слишком много на себя взваливаешь. — Эржебет покачала головой, вдруг протянула руку и коснулась щеки Гилберта. Он вздрогнул, застигнутый врасплох такой внезапной лаской. — Гил, будь осторожен. Не лезь на рожон. Старайся сражаться не только оружием, но и дипломатией. Ты ведь это умеешь, когда хочешь…