Луна убывает - Светлана Поделинская

Лаура всматривалась в тусклые лица и не находила в них той искры разума, по которой могла бы судить о душевных качествах человека. Их суть была запечатана глубоко внутри, подавлена гипнозом и препаратами, и эмпатия Лауры впервые оказалось бессильна.

Лаура на несколько секунд прикрыла глаза, тяжко вздохнула и произнесла:

– Нет, я так не могу.

– Тридцать лет могла, а теперь не можешь? – усмехнулся Темнейший и повторил утверждение, в чем уже пыталась убедить Лауру Шарлотта: – Ты стоишь выше в пищевой цепочке и вправе делать с ними что угодно.

– Это вы и имели в виду, когда говорили о том, что люди равнозначны коровам, которых выращивают на мясо?

– В полумиллионном Эдинбурге каждый день пропадают люди, и не только из-за нас. На столбах постоянно расклеивают объявления «Ушел из дома и не вернулся». Исчезают супруги после очередной ссоры, нерадивые студенты, бунтующие подростки, неосмотрительные туристы. Многие попадают к нашему столу, или мы делаем из них кровавое вино. Похитить человека невероятно легко.

– Нет, я не могу так к ним относиться, – тихо повторила Лаура. – Не хочу делать это здесь и тем более выбирать кого-то из этих безучастных людей.

– Понимаю, это не так эстетично, как ты привыкла. Выбирай, а я прикажу доставить твой сосуд наверх. Или я сделаю выбор вместо тебя.

– Только не ребенка, – жалобно попросила Лаура.

– Он уже достаточно созрел, чтобы служить источником силы.

– Все равно, он слишком мало пожил.

Темнейший смерил ее снисходительным взглядом.

– Твое мягкосердечие поражает меня. Ты не хищник, а овечка в волчьей шкуре. Я поразмыслю, как это исправить. Впрочем, мы тут задержались. Осталось показать тебе гробы.

Дугальд провел Лауру сквозь анфиладу комнат, где имелись такие же решетки, но, к счастью, за ними было пусто. В последней комнате, такой же затхлой и сырой, подобной склепу, стояло два открытых гроба. Один из них, массивный и просторный, украшал внутри темно-вишневый бархат. Второй гроб, поскромнее, был устлан лиловым атласом.

– В прошлых веках вампирам полагалось почивать в гробах, и я привык, – спокойно пояснил Дугальд.

– Присутствие жертв неподалеку не мешает вам спать? – спросила Лаура, не уставая удивляться цинизму членов клана Вечерней зари.

– Отнюдь нет. После обработки они не кричат и не стонут, становятся пассивны, как ты видела. Мы с Жан-Раулем любим побеседовать перед сном, обсудить его планы и открытия. Иногда к нам присоединяются и остальные, их гробы стоят в соседнем помещении.

Лаура сообразила, что предусмотрительные вампиры подпитываются силой из магического источника, но пока не придумала, как это использовать в своих целях.

– Давайте вернемся наверх, мне душно здесь, – попросила она.

Дугальд кивнул, и они тронулись в обратный путь. Всю дорогу Лаура хранила молчание, осмысливая то, чему стала свидетелем, а спутник не мешал ей. Они поднялись в готический зал, где весело полыхало пламя в камине, а вокруг стола расселись члены Клана, готовясь к пиру. Все были в сборе, кроме Жан-Рауля, даже Ричард возвратился. Роскошная обстановка дома резко контрастировала с тем, что Лаура увидела в подземельях. За окном наступила темнота, но тяжелые портьеры из красного велюра на сей раз оказались плотно задернуты, чтобы скрыть происходящее в доме от случайных прохожих. Внимание Лауры привлекла большая коробка в центре зала, кричаще-розового цвета, как у куклы Барби, перевязанная пышным фиолетовым бантом.

– Ричард привез тебе подарок, Лорелия, по моему поручению, – радушно пояснил Дугальд. – Для этого ему пришлось уехать далеко, но что не сделаешь ради дорогой гостьи.

– Что там? – насторожилась Лаура, не склонная ожидать от эдинбургских вампиров приятных сюрпризов. – Мне ничего не нужно!

Дугальд с едва заметной улыбкой кивнул Ричарду. Тот кошачьей походкой проследовал к коробке и нарочито медленно, в манере ведущего телешоу развязал бант. Одна из стенок коробки эффектно упала, и взору Лауры открылось содержимое. Внутри в позе эмбриона лежала девушка, лицо которой было знакомо Лауре по фотографиям. Та, кого она видела в последний раз более двадцати лет назад. Кого нянчила младенцем, баюкала на руках и кормила из бутылочки. И кто теперь выглядит на десять лет старше, чем она сама, – Жаклин, племянница. К счастью, она была жива и вроде бы невредима: грудь девушки мерно вздымалась.

Лаура стояла ошеломленная, ее словно окатили ледяной водой. Дыхание перехватило, и она судорожно хватала ртом воздух, как вытащенная из воды рыба. Парализующий страх стальным обручем стиснул сердце. В сознании Лауры Джекки принадлежала другому, солнечному миру, где не было места мраку и ужасу, в котором жила она сама, умерев более тридцати лет назад.

Пока Лаура в шоке задыхалась от собственной беспомощности, Дугальд приблизился к бесчувственной девушке, наклонился и отвел прядь пепельно-русых волос с ее бледной щеки.

– Что тут у нас? Еще один из потомков славного рода Вышинских. Если ты, Лорелия, не захочешь остаться с нами, я, пожалуй, обращу ее. Мы нуждаемся в женском обществе, у нас давно не было свежей крови. Сусанна и Шарлотта уже видеть друг друга не могут.

Заклятые подруги, сидящие за столом, переглянулись и обменялись фальшивыми улыбками.

– Красивая, хоть и неброской красотой, и не первой молодости, – продолжал Дугальд, изучающе разглядывая лицо Жаклин. – И умная, судя по морщинкам на лбу. Она ведь ученая, верно? Мне не помешают ученые. А Жан-Раулю – помощница или даже достойная пара. Бессмертная, а не мертвая, по его обыкновению.

Лаура содрогнулась, борясь с приступом омерзения, и наконец подала голос:

– Нет, я не позволю!

– Раз ты не хочешь, чтобы она пополнила наши ряды, убей ее, – жестко сказал Дугальд, и его слова прозвучали подобно ударам хлыста. – Ты ведь считаешь, что смерть – лучший исход в сравнении с бессмертием?

В этот момент Лаура окончательно сломалась, ее самообладание разбилось на мелкие осколки. Она пошатнулась, из глаз потоком хлынули кровавые слезы, капая на ворот платья.

– Нет, – с трудом выговорила она, чувствуя, как леденящий страх разливается под кожей. – Я никогда этого не сделаю. Что угодно, только не это!

Дугальд не сводил с нее немигающего взгляда и несколько томительных мгновений смаковал важность своего решения.

– Я обещал неприкосновенность тебе, но не твоим родственникам. Пока ты играешь по моим правилам, она останется жива. Ради себя ты и пальцем не пошевелишь, ведь ты смирилась со своим незавидным положением. А вот чтобы защитить ее, пойдешь на многое.

– Чего вы хотите от меня? – в панике выпытывала у него Лаура. – Скажите прямо! Чтобы я отдалась вам?

– Ты занятная, и мне нравится тебя мучить. Наблюдать, как меняешься ты и твое мировоззрение. Эдгар Вышинский вскоре не узнает тебя, если увидит. Он