Истинные (не) изменяют в марте - Мария Самтенко

class="p1">Заходя в зал, я слышу, как соседушку останавливает мэр:

– Вы Кор Кейндагель? На два слова…

Они остаются где-то там, за дверью, но мне уже и дела до этого нет – передо мной клетка для подсудимых. Прохожу внутрь, стараясь держаться спокойно и не нервничать, и жду секретаря с документами. Там опять заполнять кучу всего. Кажется, скоро я уже начну узнавать и запоминать эти бланки, или, того гляди, в суде работать начну.

На этот раз, кажется, не так страшно, но все же. Что, если что-то все же пойдет не так, и я окажусь в каталажке? Вроде бы Гейден Аурус не был настроен меня закрывать, но волей-неволей вспоминаются слова Дагеля про «лишь бы ничего не сорвалось». Ну и что там может сорваться? Если вспомнить Уголовный Кодекс – да, вчера я весь день его изучала – то судья может продлить срок предварительного следствия либо отказать в продлении и решить рассмотреть дело по имеющимся доказательствам. Но рассматривать по существу Гейден Аурус не сможет – это должен делать королевский судья.

А что он может, так это заменить мне меру пресечения с подписки о невыезде на что-нибудь другое: например, на домашний арест или на заключение под стражу. Залог Анонима тогда отправится в казну Моривилля, а меня закроют в каталажку. Но для этого, конечно, у судьи должны быть какие-то основания: например, если я не являюсь по повесткам, мешаю следствию или планирую скрыться. Теоретически определение суда о замене меры пресечения можно обжаловать в столичный суд, но пока дело будет ходить туда-сюда, я так и буду сидеть под арестом.

От мрачных мыслей меня отвлекает хлынувшая в зал толпа народу. Судья в мантии заходит последним, и не из коридора, а через вторую дверь.

И на меня он даже не смотрит. Просто оглядывает собравшихся моривилльцев тяжелым холодным взглядом и объявляет:

– Прошу всех встать. Объявляется открытым заседание по вопросу продления предварительного следствия в деле по обвинению госпожи Марианны Одари в совершении преступления, предусмотренного…

Сначала судья зачитывает суть обвинения, долго и нудно, потом вызывает Петрикора Дагеля. Следователь ходатайствует о продлении всех полагающихся сроков, упоминает, что по делу есть постановление о розыске возможного свидетеля, говорит, что предельный срок производства не превышен, и все остальное, что там положено по порядку.

Потом поднимается вопрос об изменении меры пресечения.

Царящее в зале напряжение достигает максимума, когда Гейден Аурус холодно спрашивает у Дагеля, не усматриваются ли препятствия для сохранения имеющейся меры в виде подписки о невыезде.

– Не усматриваются, уважаемый суд! – звонко отвечает Дагель. – Следствие просит сохранить имеющуюся меру пресечения.

Напряжение спадает. После очередного предусмотренного законом обмена репликами судья удаляется в совещательную комнату, и я наконец-то позволяю себя выдохнуть. Оборачиваюсь, рассматривая присутствующих сквозь прутья клетки: непроницаемое лицо Дагеля, ласковая улыбка на губах матушки Эрмины, скучающие зеваки на скамейках. Если они пришли сюда в расчете на шоу, то, очевидно, уже успели об этом пожалеть.

Пока я рассматриваю почтенных моривилльцев, судья возвращается из совещательной комнаты и снова велит всем встать:

– Оглашается определение суда…

Гейден Аурус зачитывает с листа, спокойно и холодно: в соответствии с такой-то статьей Уголовного кодекса моривилльский суд решил продлить срок предварительного следствия по моему делу. До июня или июля, я плохо расслышала.

– … и сохранить меру пресече…

– Господин судья!

Двери распахиваются, в зал влетает мой безусый соседушка Кор Кейндагель. Его лицо позеленело от злости, в глазах горит фанатичный огонь. Видимо, беседа с моривилльским мэром зашла куда-то не туда.

– Господин судья, я требую!..

– Сядьте! – одергивает его Гейден Аурус, не поднимая глаз от текста. – …и сохранить меру пресечения в виде…

Но Кейндагель – что, интересно, на него нашло, только что платьишки же мне посылал – не желает угомониться. Он проходит к скамьям для слушателей, садится, но через секунду вскакивает и продолжает:

– Я требую отправить госпожу Марианну Одари…

От этих слов меня начинает трясти. Что, если сосед начнет публично припоминать мне эпизод с кражей песка? Там, конечно, мы разобрались, что я имела полное право брать песок для кошачьих лотков, но с Кейндагеля станется начать публично тыкать этим эпизодом судье, обвиняя того в пристрастности. После нашего танца на балу сделать это несложно. А если судья решит пресечь слухи и отправить меня в каталажку просто на всякий случай?

Поднимаю голову, чтобы взглянуть на него, и вижу, как Гейден Аурус опускает лист и награждает Кейндагеля ледяным взглядом:

– Немедленно прекратите нарушать порядок в зале судебного заседания!

Кажется, соседушка немного теряется. Но не затыкается, просто на полтона понижает голос:

– Но…

– Еще одно слово, и вас отсюда выведут, – резко говорит судья, после чего снова возвращается к листу. – Суд определил сохранить госпоже Марианны Одари меру пресечения в виде подписки о невыезде. Заседание объявляется закрытым. Определение может быть обжаловано…

Следующую минуту Гейден Аурус долго и нудно разъясняет, кто и в какой срок может подать жалобу на его определение. Я позволяю себе выдохнуть: обошлось. Не важно, что там хотел вякнуть Кейндагель, он в любом случае в круг лиц, которые могут подать жалобу, не попадает.

Судья уходит, и почтенные моривилльцы тоже начинают расходиться. Соседушка, кстати, уходит одним из первых.

А вот господин Дагель задерживается и говорит мне:

– Госпожа Марианна, я прошу вас заглянуть ко мне в Управление через час.

Глава 43

В кабинете у Петрикора Дагеля как всегда уютно и тихо. Он усаживает меня на стул для гостей, предлагает шоколад и рассказывает про ход следствия по моему делу: гостиница проверена со всех сторон, еще проверены все мои связи и установлено, что никаких криминальных элементов, сомнительных подделывающих метки магов и всего остального не числится.

– Лучшая стратегия сейчас – ждать, – убеждает меня следователь. – Гейден… господин Гейден продлил срок следствия по делу до максимально возможного, и если мы не соберем улик к лету, окажется, что обвинение против вас не доказано. Преступление, в котором вас обвиняют, не относится к тяжким или особо тяжким, по нашим законам королевский судья имеет право просто прекратить дело.

– Ждать, значит ждать, – киваю я, решая не упоминать о договоренностях с Виолеттой, беседой с Эдельвеей и прочем.

– Я сразу же поставлю вас в известность, если что-то изменится.

«А я вот вас не поставлю», – думаю я.

Потому что не уверена, что могу