Сошествие в Аид - Хейзел Райли

— Мы думаем об одном и том же, я знаю, — шепчу с трудом.

Он хмурит брови:

— Я думаю, не ударил ли тебя, швырнув к стене. А ты?

У меня вырывается слабый смешок:

— Ладно, не об одном и том же.

Его губы приближаются к моему уху. Он водит по мочке несколько долгих секунд, и у меня закатываются глаза от нелепого, но сладкого удовольствия, которое даёт такой пустяковый жест.

— О чём ты думаешь, Хейвен?

— Я хочу, чтобы ты тоже коснулся меня. Так же, как я — тебя.

Я понимаю, что голова у меня впервые опустела, только когда слова уже повисают, между нами. И не ясно: выставила ли я себя полной идиоткой или он вот-вот исполнит моё желание.

В его голосе нет ни капли колебания:

— Но у тебя нет шрамов, которые можно гладить.

— Знаю.

— Тогда придётся трогать каждый сантиметр твоего тела. — Его ладони скользят под мою футболку, вдоль обнажённой спины.

Я срываюсь на сдавленный вздох, совсем не стесняясь.

— Хайдес.

— На тебе нет белья, Хейвен, — шепчет он в ухо, нарочито развратно. — Проверим, то же самое и под джинсами?

Вспышка жара накрывает каждую клеточку моего тела. Ещё час назад я задыхалась от паники, теперь — потому что воздуха мало по другой причине.

— Там есть, — выдыхаю.

Руки Хайдеса сползают на мой живот.

— Тогда его нужно снять. — Его пальцы забираются мне в джинсы, касаются резинки трусиков и дёргают её…

Я взлетаю на кровати, как пружина, и зажимаю рот, чтобы не выкрикнуть что-то постыдное. Несколько секунд требуется, чтобы сфокусироваться. Вокруг уже не сумрак, как когда я ложилась. В окно просачиваются первые утренние лучи — бледные, затуманенные.

Я ощупываю себя. Грудь. Бёдра. Я одета. Я одна. В комнате Хайдеса. В его кровати. Только я. Его рядом нет. Я не ходила за ним после того, как он оставил меня здесь. Я не прикасалась к его шраму. Он не прижимал меня к стене горячим телом и…

Чёрт.

Я только что увидела полуэротический сон про Хайдеса?

Осознание добивает окончательно. Лоб в испарине, сердце колотится.

Нужно успокоиться. Лечь, подышать по-йоговски и выстроить мысли и гормоны в колонну «по одному». Пять утра. До шести я уйду. Всё станет на круги своя.

Сны — это всего лишь сны, правда? Фрейд говорил, что они — несбывшиеся желания, но, как по мне, Фрейд был ещё тот мудак. И потом: если сны — это желания, тогда почему Ньют видит во сне, как за ним гонится Джордж Клуни? Могу поручиться, это точно не его тайная фантазия. Ну, по крайней мере, надеюсь.

В горле пересохло. Я поворачиваюсь к тумбочке, надеясь, что Хайдес из тех, кто держит воду у кровати. Нет.

Мой взгляд падает на цифры на электронных часах. Смогу ли я тихо стащить воду у братьев Яблока? Вряд ли. Но это уже проблемы Хайдеса — он сам меня тут оставил.

Выхожу из его комнаты и на цыпочках иду к прихожей. Слева — маленькая кухонька, и я сразу замечаю огромную бутылку.

Но, прежде чем дойти, поворачиваю голову к дивану. И едва не захлёбываюсь смехом, зажимая рот обеими руками.

Хайдес спит вповалку. Нога свисает на пол, рука закинута за голову и болтается с подлокотника. Рот приоткрыт, он слегка похрапывает.

На нём только чёрные боксёры. Ну что ж, цвет белья я во сне угадала.

Я наливаю стакан воды и залпом его выпиваю. Жажда не унимается, поэтому наливаю второй и решаю растянуть удовольствие. Подхожу к дивану и опускаюсь на колени напротив его лица.

— Ты и сам пускаешь слюни во сне, — шепчу тихо. От уголка розовых губ тянется дорожка. — И храпишь, — добавляю.

Я смотрю на него, потягивая воду. Проснувшись, он старается казаться холодным и отстранённым. Но выходит плохо, почти всегда. А во сне он — само спокойствие и нелепое умиротворение. Я тяну палец и дотрагиваюсь до кончика его носа. Тут же отдёргиваю руку, расплескав часть воды на пол.

Не успеваю себя выругать — делаю это снова. Теперь касаюсь шрама. Веду пальцами вниз, к подбородку; на шее он тоньше, но ниже, к животу, становится снова грубым. И в моём сне, и в реальности шрам пролегает по одним и тем же линиям.

Скольжу пальцами по его боку. Кожа жаркая, так что я боюсь разбудить его прикосновением холодных рук.

Я отдёргиваю ладонь и допиваю воду. Что, чёрт возьми, я делаю?

Поднимаюсь. Усмехаюсь тихо, когда Хайдес во сне мотает головой и что-то бормочет. Но, разворачиваясь, замираю: пол уходит из-под ног.

Аполлон стоит в нескольких метрах, в спортивных штанах и футболке, подчеркивающей смуглые, сильные руки.

Длинные волосы обрамляют совершенное лицо, омрачённое выражением где-то между насмешкой и недоумением.

— Привет, — здороваюсь.

Он переводит взгляд с меня на Хайдеса, потом на стакан. Подходит молча, берёт его у меня из рук, аккуратно ставит рядом с бутылкой на шкафчик и поворачивается ко мне.

Мы молчим. Тиканье настенных часов давит на уши. Не пойму, собирается он говорить или просто хочет выгнать меня тишиной.

Я кашляю.

— Я просто хотела попить. Надеюсь, это не проблема.

— Это всего лишь вода, — отвечает он. — Бери, что нужно.

— Спасибо.

Опять тишина. Я громко выдыхаю и направляюсь обратно в комнату Хайдеса. Но тут Аполлон вновь подаёт голос:

— Хейвен.

Я оборачиваюсь. Он устроился на подлокотнике дивана, рядом со ступнёй Хайдеса. Указывает на кресло перед собой.

Я сажусь и жду.

— Зачем ты здесь? — спрашивает он.

— Хайдес пригласил. — Я гляжу на самого Хайдеса: он всё так же в мире снов, не подозревая, что рядом идёт разговор.

Аполлон поджимает губы.

— Да, но зачем?

— Без особой причины, — отмахиваюсь. Последнее, чего я хочу, — рассказывать про то, что случилось в планетарии. Одно воспоминание вызывает в горле ту же хватку, что и чужая рука на капюшоне.

Он подаётся вперёд, сверля меня зелёными глазами:

— Хейвен?

Я срываюсь на тяжёлый выдох. Пересказываю в общих чертах про неизвестного, который на меня напал, про то, как я была в полной панике и даже не смогла сказать Хайдесу, где моя комната.

Аполлон слушает молча, хмурит лоб, глаза сужаются, зелень в них почти гаснет. Исчезает его обычная ровность и спокойствие.

Когда я заканчиваю, он молчит. Его грудь ходит всё быстрее. И он бормочет то, чего я меньше всего ждала — возможно, даже себе под нос:

— Какой же ублюдок… кто бы это ни был.