Искуситель - Джек Тодд

– Не хочешь даже попробовать? – тяну я – медленно, лениво и будто бы разочарованно.

В душе Джейн уже поселились отчаяние, злость и зависть – настолько яркие, что почувствовать их могли бы даже в Аду. Такой пир из ярких эмоций – вкусных, сочных, как спелые ягоды летом, а пировать и некогда. Но я все равно довольно облизываюсь.

Давай, повесели меня еще немного.

– Катись ко всем чертям, откуда ты и вылез, – она разве что не плюет мне под ноги, потирая ушибленное плечо. – Или попроси свою ручную зверушку поползать перед тобой на коленях. Но она и так ползает, а? Небось еще и с удовольствием. Ты выглядишь как плод ее больных фантазий, мать твою.

О да, ползает, и с большим удовольствием. Мне нравится ставить Сильвию на колени и смотреть, как блестят от возбуждения ее серо-зеленые глаза, и я даже буду скучать по этому взгляду, когда она наконец возненавидит меня.

Черт, как же это все не вовремя.

Отбросив неуместные мысли в сторону, я подхожу к Джейн поближе и довольно улыбаюсь. Зависть. Зависть гложет ее изнутри, она буквально утопает в ней, и избавиться от этого чувства непросто. Оно росло внутри Джейн годами, подпитывалось ею и десятками окружающих, в том числе Сильвией. Но доходит до Джейн слишком поздно.

Ни от меня, ни от самой себя ей не сбежать.

– Мне даже жаль расставаться с тобой так скоро, Джейн.

Я ласково провожу ладонью по ее щеке, и ей хочется отмахнуться, но руки не слушаются.

– Но таких, как ты, я найду еще десятки, когда до Сильвии наконец дойдет, что происходит. Но ты-то все и так знаешь? Прочла в своих любимых тетрадках и теперь считаешь, будто можешь указывать кому угодно, даже мне. Но на самом деле ты такая жалкая, – мой шепот раздается у нее над ухом. Свистящий, горячий, оглушительно громкий, как если бы доносился разом изнутри и снаружи. – Бесполезная. И никто не хватится тебя по меньшей мере несколько дней. А знаешь, почему они решат тебя искать? Потому что никто не сможет сказать ректору, где же ты пропадаешь. Это ведь единственное, чего ты добилась за всю жизнь, – гранта в знаменитом колледже «Хейлис», только вот твои заурядные способности ему никогда не соответствовали. Но ты-то думала иначе, а? Считала, будто тебя недооценивают, потому что ты приехала из Луизианы. Но выше головы не прыгнешь, Джейн. Ты всегда была пустым местом.

Из груди ее рвется отчаянный громкий крик, но глохнет так же быстро, как и зародился. Голос Джейн срывается на хрип и медленно затухает вместе с ее жизнью. Та утекает из тела с густой алой кровью, вырывается наружу с последними хриплыми вздохами.

Толстые свечи из черного воска гаснут, когда тело Джейн грузно валится на пол. Безжизненное, пустое и такое же бесполезное, как и она сама. В нем не осталось ровным счетом ничего стоящего.

Я с удовольствием облизываюсь, едва блестящая и сверкающая душа Джейн скрывается за рядами острых зубов. Бедняжка так и не поняла, сколько лет ее обманывали. Сладкая, как малиновый джем, и горькая, как касторовое масло, она могла бы стать отличным деликатесом, а вышла всего лишь закуской. Жаль.

Проводя языком по перепачканным в крови пальцам, я пинаю валяную из волос Сильвии куклу вуду и улыбаюсь. Стоит только надавить на больное место смертного, как он мгновенно ломается, как сухая соломинка между пальцами. Стоит разжечь отвратительное пламя зависти, гнева или жадности, как он сгорает буквально за несколько секунд. Джейн никогда не была пустым местом и могла бы добиться многого, но ей знать об этом было не обязательно.

Ее эмоции – чудесный аперитив. Ее душа – еще один способ разжечь аппетит, пока главное блюдо томится на медленном огне. Напомнить себе, что я все-таки демон.

Я прикрываю глаза и вижу Сильвию сидящей в гостиной, лениво щелкающей по клавишам ноутбука.

Ох, детка, если бы только знала, что тебя ждет.

Внутренности сводит от предвкушения пополам с возбуждением, и я тяжело выдыхаю. Щелкаю пальцами, избавляясь от истекающего кровью тела Джейн, и оставляю ее квартиру нетронутой. Кто бы ни явился сюда после, они ничего не обнаружат, как бы ни старались.

А у меня на сегодняшний вечер большие планы. Может быть, Сильвию и впрямь стоит научить ползать на коленях.

Пока у нас еще есть время.

Глава 19

Сильвия

Мобильный телефон надрывается в сумочке уже пятую минуту подряд. Драйвовая ритмичная мелодия раз за разом повторяется – кажется, еще немного, и эту песню выучат наизусть даже соседи. Но когда я выхожу из ванной, лениво промакивая пушистым полотенцем длинные волосы, к телефону подходить не спешу.

Только кто бы ни добивался моего внимания, сдаваться он не собирается. Проходит еще несколько минут, и по дому вновь разносится звонок. Да сколько можно? Закатив глаза, я босиком шагаю по просторной гостиной, хватаю сумочку с дивана и копаюсь в ней добрых секунд тридцать, прежде чем достать с самого дна телефон.

И надпись, что светится на дисплее, доверия не внушает.

Мы с матерью не общались лет пять, если не дольше, и я с удовольствием бы осталась верна традициям. В последний раз мы болтали по поводу отцовского завещания, в котором маму не просто не упомянули, – случись с отцом что, ни я, ни упомянутый в завещании Джерард Блейк, коллега папы, не имеем права перевести маме ни цента. А ведь когда-то она говорила, будто разошлась с папой миром.

Ага, как же. Я не верила в эти сказки даже будучи тринадцатилетней дурочкой, а уж теперь не поверила бы и подавно.

В те годы мать просто устала от отца и решила сбежать к родителям, зажечь с молодым любовником, а заодно выменять у отца виллу под Палермо на возможность жить со мной. Мама получила сразу все, о чем мечтала: просторный светлый дом на берегу моря, под боком у своих престарелых родителей, и свободу. Она бы повесилась, дойди дело до суда: присяжные единогласно бы проголосовали за необходимость оставить ребенка с матерью, а не с отцом. Ее жизнь превратилась бы в ад.

Прежде чем взять трубку, я корчу такую недовольную гримасу, какой позавидовали бы даже мученики в Аду.

– Какими судьбами, мам? – спрашиваю я, крепко прижимая телефон к