Сестры Ингерд - Полина Ром

отгоняли на задний двор к хозпостройкам. У широкого крыльца высадился сам Иоган Паткуль с молодой женой и ее компаньонкой и гости: супружеская пара – барон Эрик Обер со своей женой и я с мужем. Еще четверо гостей были без пар – сослуживцы и вассалы графа, которые возвращались домой к семьям: детям и женам.

В просторном теплом холле, где слуги почтительно выстроились двумя длиннющими рядами слева и справа от входа, графа ждала его мать, вдовствующая графиня Паткуль.

Тот портрет хозяйки замка, который граф носил на груди, похоже, писали лет десять, а то и пятнадцать назад. Вместо аккуратного кружевного чепца на голове графини было сложное атласное сооружение, полностью скрывающее волосы и заложенное многочисленными складками. Полностью закрыты были даже уши, а вместо сережек на краях головного убора у щек висели какие-то тяжелые украшения. Сильно добавилось морщин, да и сами щеки изрядно ввалились, отчего губы казались совсем уж тонкими, а нос в два раза длиннее, чем на старом портрете, но она не выглядела злой, коварной или желчной. Перед нами просто была пожилая дама строгого нрава.

Графиня по-прежнему носила черное вдовье платье, но теперь вместо скромной кружевной полоски по вороту на плечах раскинулся многослойный белый воротник: поверх белого пике – легкая газовая накидка. Статус дамы подчеркивали черные короткие бусы, на которых висел массивный медальон с крупным темно-алым камнем и золотой графской короной над ним. Губы графини были поджаты так же, как и на портрете, и почти полностью отсутствовали ресницы и брови. Она не была уродлива, но чувствовались властность и строгость.

-- Рада твоему возвращению домой, Иоган. И счастлива обнять тебя, сын мой.

Ангела скромно стояла у локтя графа, потупившись и вроде как стесняясь. Ну-ну...

Кларимонда старательно пряталась за спиной новой хозяйки. Граф же, быстро утратив достаточно большую долю самоуверенности и излишней болтливости, подошел к матери, встал на одно колено и, поймав ее руки в свои, поцеловал их по очереди.

Черты лица графини смягчились, и узкие губы тронула мягкая улыбка: видно было, что сына она любит. Ласково поглаживая его по голове, она нежно сказала:

-- Представь меня своей жене, мальчик мой. И не забудь про своих гостей!

На несколько минут воцарилась суматоха. Граф по очереди представлял нас матери, лакеи торопились принять верхнюю одежду. И только когда гомон слегка стих, графиня кивнула невестке и сказала:

-- Ну что ж, юная графиня Паткуль, пойдемте, я лично представлю вам ваших слуг.

Она вела молчаливую Ангелу и следующую за ней госпожу Люге строго по центру, между двумя шеренгами прислуги и, поворачивая поочередно голову направо и налево, объясняла:

-- Это наш главный сенешаль, господин Будо… Это старший повар Тобиас…

Не знаю, что там успела запомнить Ангела, но я точно была счастлива, когда лакеи взялись нас провожать по комнатам. Нам отвели покои на третьем этаже и приставили пожилую, но весьма бодрую горничную.

-- Ханной меня зовут, госпожа баронесса. Ежели помыться желаете, так мыльню с после обеда уже топят, и вы только прикажите… А еще не велите ли ваши вещи разобрать?

Помня о том, что мы будем гостить не один день, я велела кучеру занести в дом один из сундуков с одеждой. Наверняка к столу потребуется и платье понаряднее, и, может быть, даже украшения.

Мыльни в графском доме представляли собой несколько комнат, расположенных анфиладой и очень жарко натопленных. Влажные скользкие полы были выложены каменными плитами. Несколько вделанных в стену котлов содержали горячую и даже кипящую воду. Вдоль стены, разделяющей помещение, стояли бочонки с холодной водой. В каждой из таких комнат имелось еще и по широкой каменной лежанке. К мыльне была приставлена служанка, этакая гром-бабища, ростом не меньше самого графа и с такими же широкими плечами.

-- …это, госпожа баронесса, они в столицах своих дурью маются, а ежли помыться хорошо желаете, скидывайте белье, а уж я вам угодить сумею. И дурного даже не думайте: сама графиня каждую седмицу обязательно ко мне приходит.

Из одежды на банщице было только что-то вроде холщового фартука с большими широкими карманами.

Пожалуй, это оказалась одна из самых приятных вещей, которую я услышала в этом мире. Конечно, нельзя было мыльню назвать настоящей баней – жар не тот. Зато сама эта Недда, служанка при мыльне, как выяснилось, умела делать потрясающий массаж!

Сперва, взбив в небольшом тазике обильную мыльную пену, она намылила меня с ног до головы, окатила достаточно горячей водой и принялась мылить второй раз, уже начиная с волос. Даже моющие средства здесь не воняли хозяйственным мылом, а пахли хоть и излишне сладко, но достаточно привычным цветочным запахом. Прополоскав мои волосы травяным настоем, Недда свернула их клубком на макушке и заколола тонкими деревянными палочками.

– От теперь добро: не помешают они, госпожа баронесса.

После того как моя кожа начала поскрипывать от чистоты, Недда намылила и сполоснула лежанку, плеснула на руки немного масла и, велев ложиться, размяла мне все тело так, что к концу массажа я только сладко поскуливала.

Потом в дело пошли шероховатые камушки, которыми она потерла мне ступни и каждый пальчик на ногах. Затем осмотрела руки и ладони, одобрительно кивнув и заметив:

-- Тут даже и тереть не надо, и так все нежненько.

Последнее, чем она занялась – мое лицо. Недда принесла в небольшой плошке кусочек засахаренного меда и начала скрабировать мне лицо, шею и зону декольте аккуратными нежными прикосновениями, приговаривая:

-- Оно конечно, здесь мыльни еще не настоящие. А вот там у вас на северах совсем люди удержу не знают! Прямо в мыльне у них печка стоит с каменьями. И туда они воду плескают, а потом в этом пару и сидят до седьмого пота. Говорят, госпожа баронесса, оченно это для здоровья пользительно! В детстве возил меня отец в те земли, но долго я не выдержала по малолетству-то.

Выходила я из мощных рук Недды, полностью обновленная и помолодевшая лет на десять. Реально чувствовала себя почти ребенком. Больше всего мне хотелось рухнуть и уснуть, но это было невозможно: предстояло ужинать в общем зале с хозяевами.

Рольф вернулся в нашу комнату минут через пятнадцать после меня, с благостной улыбкой на лице:

-- Если бы у меня хватило денег перекупить Флинна, я бы сделал