Загнанная для дракона - Кристина Юрьевна Юраш

и меньше. И я ждала. Ждала, когда они заметят, осознают, поймут.

— Клетка двигается! Она сужается! - закричал один из стражников.

Началось!

Я разучилась дышать.

— Серафина… - послышался голос Хассена. — Это что происходит?!

Я прижала ладонь к губам, чтобы заглушить смех — горький, дрожащий, почти плач. Он не был радостью. Это был крик, который я больше не могла держать внутри.

— Это? - удивилась я, стоя и глядя на клетки. — Это охота, милый. Правила охоты просты. Если ты поймал дичь, ты имеешь право делать с ней всё, что угодно. В этом-то и вся прелесть охоты. Я вас поймала. И могу делать с вами всё, что хочу.

— Серафина, выпусти! - слышала я голос Хассена, беря в руки корону и любуясь ею, а потом бросая обратно в груду золота. — Давай ты выпустишь нас, и мы поговорим!

— Ты можешь говорить прямо сейчас, - пожала я плечами. — Никто тебе не мешает.

Я снова улыбнулась. Что-то сломалось в хорошей и правильной девочке. И кажется, теперь она понимает правила этого мира. До этого она была как ёжик в тумане, а сейчас что-то изменилось. Окончательно.

— Серафина… Я прошу тебя… Я … я раскаиваюсь… Клянусь, я готов всю жизнь носить тебя на руках, - слышала я голос за спиной, разглядывая украшения в куче. Несколько из них я даже померяла.

— Спроси лучше, а мне оно надо? - усмехнулась я.

— Я не знаю, что я могу сделать для тебя, чтобы ты забыла о том, что случилось! - в отчаянии выкрикнул Хассен.

— Ничего, - вздохнула я. — В том-то и дело…

— Мы ведь можем быть счастливыми! Давай начнем все с самого начала! - его крик за моей спиной становился все громче и отчаянней. Стражники тоже кричали, но мне было неинтересно.

— Не получится, - прошептала я, обернувшись. — Я изменила тебе… Представляешь?

— Ну… ну и что! - зашелся от ужаса Хассен.

— О, ты себе не представляешь, как мне было хорошо… Я сначала испугалась, а потом … потом начала чувствовать то, чего не чувствовала с тобой никогда, - наслаждалась я последней местью. — Тебе до него далеко… Поверь…

— Ну и что! Я готов стараться! - послышался голос. — Я готов простить измену! Ты … ты выживала, как могла… и это… и это… в своем роде… оправдано!

Нет, что-то странное происходит со мной. Я не чувствую жалости. Ни капельки.

— Я готов всё простить и забыть, - слышался захлебывающийся отчаянием голос мужа. — Я люблю тебя… Люблю… Слышишь! Не поворачивайся ко мне спиной! Серафина!

— Ты любишь не меня. Ты любишь, когда я смотрю на тебя, как на бога, - произнесла я, глядя на мужа. - А теперь я знаю — ты всего лишь мелкий вор, что пьёт из золотой чашки, крадя её у мёртвых.

Глава 72

Клетка сжималась — медленно, почти ласково, будто убаюкивала перед последним вздохом.

А они кричали.

Сначала — Хассен. Коротко, как будто нож перерезал горло до того, как страх успел вырваться.

Потом — стражники. Один, другой… Голоса срывались, превращаясь в хрип.

Но громче всех визжал Элиад.

— Это тебе за Рори, — прошептала я, и в этом шёпоте не было злобы. Только усталость. — За то, что предал любовь. Её. Вашего ребёнка. Я всё видела.

Я действительно видела больше, чем они думали.

Не просто пыточную. Не просто предательство.

Я видела, как Рори сжимала в тёмной клетке медальон и думала о жизни, которую носит под сердцем. Как верила, что он вернётся. Как до последнего держала в себе свет, даже когда мир превратился в грязь.

А теперь они — пыль.

Клетки рухнули внутрь самих себя, и тела не упали — они рассыпались, как пепел после пожара. Ни следа. Ни костей. Ни криков. Только золото вокруг — безучастное, холодное, вечное.

Я постояла. Долго.

Потом подошла к двери.

Мне нужно было уйти.

Не просто сбежать — исчезнуть.

Замок теперь мой. По праву силы, по праву крови, по праву того, что я выжила там, где другие ломались. Но я не хотела его. Не хотела ни этих стен, ни этого золота, ни тени, что могла в любой момент вернуться и сказать: «Ты моя». Или нет… Я снова лгу себе… Я просто… просто запуталась… Может, старая «я» хотела остаться здесь, хотела быть пленницей, жертвой, наслаждением в его руках. Но новая «я» еще не знала, что хочет. И мне предстояло это выяснить. Но не здесь. Не в этих стенах, которые не оставляют выбора.

Я решила не исчезать молча. Я хотела, чтобы он понял, почему я ушла. Только вот… Писать нечем.

Я опустилась на колени, подобрала с пола монеты — не жадно, не боясь, просто как средство. Выкладывала медленно, палец за пальцем, будто выцарапывала слова из собственного прошлого:

«Не ищи меня».

Получилось криво. Буквы будто пьянствовали в темноте. Но он поймёт. Прочитает.

Придёт, увидит сокровищницу — нетронутой, как я её оставила. Увидит эти монеты, выложенные моей рукой, моей волей. И поймёт: я не его трофей. Я изменилась. И мне придётся как-то научиться жить по-новому. И я ещё не знаю, заслуживает ли он место в моей новой жизни или нет?

Я ещё раз огляделась, отошла от надписи на полу.

Вспомнила, как Рори касалась медальона. Как закрыла глаза — не в мольбе, а с приказом в сердце.

Первый раз — ничего. Только дрожь в груди и неприятное чувство, словно меня легонько бьёт током.

Второй раз я сосредоточилась на замке де Мальтерр. И почувствовала тепло. Оно разрасталось. А потом… ослепительная вспышка. Тёплая, приятная. И обнимающий меня свет.

Слуги в холле замерли, как статуи, когда мои ноги коснулись знакомого ковра.

Воздух в холле был тяжёлым — не пылью, нет. Старым парфюмом, что ещё не выветрился с платьев гостей, ушедших в ночь охоты.

Здесь не жили. Здесь выживали, изображая жизнь.

Слуги оторопели. Глаза — круглые, рты приоткрыты. Кто-то из горничных выронил поднос. Медь звякнула о мрамор — слишком громко для этого мира, где всё было притворством.

— Вы… Вы живы? — дрожащим голосом спросила пожилая экономка, та самая, что подавала вино в ночь охоты.

Я посмотрела на стены, на портреты, на ковры, что помнили мои шаги.