Эпоха героев - Нира Страусс

Для нас? Ну если ему так проще думать — пусть будет.

Мы сели с явным нежеланием в самом дальнем углу от «короля». Поскольку теперь нельзя было позвать на помощь человеческую прислугу, нам наливал Сивад. Надо отдать должное: я оценила мастерство изготовления этих сосудов. Рога были так отполированы, что легко могли выскользнуть из рук, по их поверхности тянулись изящные спирали, вырезанные от края до самого острия.

Я отпила немного пива и мысленно выругалась. Оно было восхитительно. Вкус взорвался на языке и прокатился по горлу, оставив после себя лёгкое покалывание.

Гвен была куда менее сдержанной. Она осушила рог залпом и тут же поспешила налить ещё. Немного дальше Оберон плюхнулся на подушки рядом с Веледой, и та застыла, словно окаменев. Мне стало любопытно, уладили ли они всё после того, как Веледа ясно дала понять, что не держит на него зла за прошлое. Что бы там между ними ни было.

Хотя, по правде говоря, Оберону явно не помешал бы ещё один хороший удар.

Я уже потянулась за булочкой с лимоном и молоком, когда в моей голове раздался тихий голос:

Ты это сделала. Осталось немного потерпеть — и можно будет уходить.

Мои узы были на виду, в отличие от Мэддокса, скрывавшего их под чёрной рубашкой. Здесь всегда находились чьи-то глаза, внимательно следившие за нами. Ран, как ни странно, для самого недалёкого из сыновей Волунда, уже проявил проницательность в тронном зале.

Возможно, это было глупо, но мне не хотелось, чтобы кто-то знал о нашей способности общаться таким образом.

Я наклонилась к нему и понизила голос.

— Почему ты так спешишь? Сейчас как раз можно и отдохнуть.

Он переместил своё огромное тело на подушках, расправляя крылья.

— Это развлекает меня примерно так же, как купание в ванной, полной скорпионов.

Глубокий смех Волунда перекрыл разговоры. Он уже успел забыть наш небольшой спор. Рука фэйри, ласкающая его пах, явно помогала ему отвлечься.

Я приподняла брови.

— А, по-моему, в этом есть своя прелесть.

Мэддокс проследил за моим взглядом, и его челюсть напряглась. На шее начала пульсировать вена.

— Если я ещё хоть раз увижу член Волунда во время ужина, меня стошнит прямо на эти чёртовы ковры.

У меня вырвался смешок, я сделала ещё один глоток пива. Край рога чуть размылся перед глазами, и я нахмурилась. Капля пота скатилась между грудей, вызвав дрожь.

— По-моему, ты ревнуешь.

Он резко повернул голову ко мне.

— Ревную?

— Что король фэйри умеет веселиться.

Его взгляд потемнел. Наконец-то он, кажется, начал меня понимать.

— Аланна…

— Посмотри на себя. Ты напряжён, как струны на арфах за дверью. И я никак не пойму, почему.

Как только я это сказала, нахмурилась сама.

Я вовсе не собиралась поднимать эту тему. Тем более — здесь.

На самом деле, я планировала игнорировать его — в отместку за его холодность.

— Это не… — Он покачал головой и зажмурился. Когда открыл глаза, его зрачки стали тонкими, как лезвия. Они точно и неотвратимо впились в меня, заставив забыть обо всём: о биение сердца, о лёгком головокружении, о музыке.

— Я стал другим. Это уже не Бельтэйн. Если я прикоснусь к тебе сейчас, чёрт побери, боюсь, я не смогу остановиться.

— Пока звучит только прекрасно. Продолжай.

Он издал сдавленный стон.

— Ты не понимаешь, о чём говоришь. Я… Это не так просто.

— По-моему, вполне просто. — Я поставила рог на стол. Я его уже допила? Пальцами я провела по его бедру, и мышцы под моей ладонью напряглись.

— Это касается только тебя и меня.

Почему я продолжала настаивать? Тьма зашипела, и я не могла понять — подбадривала ли она меня или тревожилась по другой причине.

— Это не то место. Мы окружены врагами. А то, что я хочу с тобой сделать… То, чего жажду я и дракон внутри меня… — это не для удовольствия. Это не то, что этот ублюдок фэйри хочет сделать с той женщиной сегодня ночью. — Он наклонился ко мне, мягко прижимая к подушкам. Мой пульс участился. Между ног вспыхнула больная пульсация, и я сжала бёдра, чтобы не выдать себя. — Я хочу обладать тобой так по-разному, что сам не могу решить, с чего начать. Мечтаю облизывать тебя снова и снова, заставляя кончать на моём языке и на моих пальцах, пока твои кости не станут жидкими. Хочу трахать тебя, чтобы доказать себе и тебе, что ты принадлежишь мне, чтобы у нас не осталось ни тени сомнений, чтобы твоё тело было настолько насыщено мной, что тебе и в голову не пришло искать удовольствие где-то ещё. Я ревную, да, ревную до тех, кто на тебя смотрит, до этого чёртового воздуха, что ты вдыхаешь, до этой одежды, что касается твоей кожи, до того, как твои губы касаются этого кубка. — Его горячее, прерывистое дыхание обжигало мои губы. Его голос стал ниже и хриплее, будто в него вплелось что-то иное. Что-то алчное, грубое, голодное. — Вот в чём, мать твою, проблема, sha’ha. Когда я говорю, что не смогу остановиться, я это имею в виду. Дракон хочет утащить тебя в пещеру, окружить тебя сокровищами, построить для тебя гнездо и наполнить его драгоценными камнями. И иногда у меня не находится разумных доводов, чтобы убедить его, что это безумие. Иногда мне хочется подчиниться.

Он коснулся своих уз и…

Этот голос.

Чистый, необузданный, пробившийся сквозь всё.

Он гремел, как шорох камней, как треск разрывающейся земли, как удар молнии в небе:

Поцелуй её.

Возьми её.

Запечатай связь.

Снова и снова. И снова. И снова.

Это говорил дракон внутри Мэддокса. Его требование. Его жажда.

Неужели именно это слышал дракон каждый день, каждую минуту своей жизни?

Он изо всех сил сдерживался, чтобы не поддаться этим инстинктам, которые считал слишком первобытными, ради моего же блага. И мне следовало бы считать это безумием. Мне следовало бы быть напуганной, правда? Думать, что кто-то может желать меня так сильно, чтобы запереть и владеть мной целиком.

Да, я должна была чувствовать ужас. Захотеть убежать.

Но этого не происходило.

Вместо этого между моих бёдер уже скопилась такая влажность, что мне стало стыдно: не оставляю ли я следов на этих подушках? Здесь, на глазах у всех. С Гвен, напивающейся рядом, и Обероном, выводящим из себя Вел всего в паре метров.

Мэддокс убрал руку от уз, и голос дракона исчез. Я почти сразу почувствовала, как мне его не хватает.

Я облизала губы,