Моя фиктивная жена - Лариса Петровичева

и зачем кого-то вообще к нам засылать? Я хороший артефактор, но не единственный в королевстве. Меня выкинули на север для того, чтобы забыть.

— Сочувствую, дружище, — искренне произнес я. — В нашем доме сейчас разместилась семья Хельги, но для тебя найдется комната.

Друзей надо держать близко. Врагов — еще ближе. А я пока не определился с тем, кто для меня Максим, все еще друг или уже враг. Но след на шее выглядел настоящим, а не дешевым гримом для дешевого спектакля — и я не хотел заранее делать выводы.

— Буду тебе признателен, — улыбнулся Максим, и в его взгляде мелькнуло что-то очень далекое и невыразимо горькое. — И попрошу твоей помощи как артефактора.

— Все, что угодно, — ответил я, и мы пошли в сторону домов. Над крышами вился дымок, пахло зимой, пирогами и предвкушением нового года.

— Галстук святого Иосифа чуть не переломал мне гортань, — ответил Максим. — Если у тебя есть исцеляющие артефакты… то они будут кстати. Очень кстати.

* * *

Хельга

Полоса на шее была настоящей. Я в этом разбираюсь. Однажды троюродный брат сестры наших соседей пытался повеситься от того, что его возлюбленную отдали замуж за богатого и важного гнома — веревка оборвалась, и петля оставила на шее бедолаги как раз такой след, какой сейчас красовался на коже Максима.

У родителей Анарена было достаточно денег, чтобы его не пытали. У Максима, как видно, с деньгами было туго, а фонд былых заслуг его начальство закрыло и запечатало. Но я все равно ему не доверяла. И дьявол цитирует Святое писание, если ему это выгодно, и офицер из особой службы может пойти на то, чтобы его придушили — и потом втереться в доверие к нам с Анареном.

Впрочем, зачем бы ему это вообще делать? А вот зачем: Анарена сослали на север, но не забыли о нем. Он был опытным артефактором — а такие силы и знания, как у него, не будут прозябать в глуши. Значит, всегда найдутся те, кто решит их использовать — а для этого надо, чтобы Анарен доверял. Тут может быть только дружба и доверие. Дальше ссылать нас уже некуда, так что угрозами и запугиванием ничего не добьешься.

Я невольно задумалась о том, какой удивительной была наша история. Все началось с того, что я искала работу, а Анарен не хотел жениться на той, которую ему подсовывали родители — и вот мы ссыльные на севере, но здесь не так плохо, как может показаться. Остается сохранять благоразумие и ничего не испортить.

С такими вот мыслями я пришла на кухню — там все рассаживались обедать. Мои сестры и Кейси проворно накрывали на стол, родители, Максим и Анарен придвигали к себе тарелки, и, сев рядом с мужем, я услышала, как отец спрашивает:

— И что там в столице говорят по поводу лунного серебра? Пусть имеют в виду: это гномье право, это только наша разработка.

Максим улыбнулся. Когда мы пришли в дом, то Анарен первым делом выдал ему исцеляющий артефакт — теперь полоса на его шее была почти незаметна, а когда он заговорил, то голос звучал вполне привычно.

— Не думаю, что кто-то посягнет на гномьи права. Но сами понимаете: все лунное серебро вы себе не заберете.

— Мы и не претендуем, — ответил отец. — Гномы всегда были лучшими добытчиками, а знаете, почему?

— Почему же? — улыбнулся Максим. Я удивленно поняла, что он как-то сразу нашел общий язык с моим отцом — а это было сложное дело. Но вот ведь: они сидят рядом и беседуют, как два достойных джентльмена. В тарелках остывал ароматный суп с сыром, горохом и копченостями, но они, кажется, забыли о еде.

— Потому что мы любим то, что скрывает в себе земля, — с достоинством ответил отец. — И она любит нас за это. А когда любишь, то не обязательно владеть — надо иметь возможность дотронуться.

Максим понимающе усмехнулся. Мать махнула рукой, сказав что-то: «Ну вот, завел старую песню».

— Наверно, в этом и есть подлинная любовь, — заметил Максим. — И к земле, и к своему делу.

— Вот! — одобрительно кивнул отец. — Вы понимаете. Пекарь же не хранит свои булки да плюшки при себе — он выставляет их на прилавок, чтобы все могли купить. Так и с гномами. Одним словом, пусть никто в столице даже не надеется: к разработке мы никого не подпустим.

— В этом никто не сомневается, — ответил Максим, и я хмуро подумала, что это может быть просто вежливость — но он может искать союзников и друзей. Станет здесь хорошим и милым для всех, все будут на его стороне, и Анарен сам не заметит, как станет делать то, что ему прикажут. — Уверен, что Хаттавертте расцветет вместе с гномами.

— Ну, я на это рассчитываю, — отец попробовал-таки супа и довольно кивнул: суп и правда удался. — Место здесь хорошее, воздух свежий, красота. А к северу озера. Почему сюда не ездят туристы?

Максим только плечами пожал.

— Наверно, об этом надо спросить поселкового старосту. Но если этот край расцветет, то за туристами дело не станет.

— Хорошо, — важно кивнул отец. — Тут, я так вижу, денежки-то на земле валяются. Знай только собирай. Гостиницу построить, ресторанчик приличный — и приходи, кума, дивиться. Вернее, приезжайте, господа, на природу!

Мать улыбнулась. Отец любил что-то представлять — но он никогда не был бездумным прожектером. Если он что-то воображал, то потом обязательно воплощал в жизнь: таким манером он выстроил трехъярусный дом в Подгорье, и я не сомневалась, что он превратит Хаттавертте в курорт — очень уж сверкали его глаза.

В это время в дверь позвонили. Кейси метнулась открывать и вскоре вернулась с каким-то бумажным пакетом. Взглянув на него, я почувствовала, как в животе заворочался ледяной ком — почему-то мне показалось, что его содержимое изменит мою жизнь.

Не знаю, почему я так подумала. Но ощущение было таким, словно я стояла на самом краю проруби — и готовилась сделать шаг вперед.

— Это вам, госпожа Хельга, — важно сообщила Кейси и встревоженно добавила: — Из самой столицы! Вон, печать столичной почты проставлена.

За столом воцарилась тишина. Я взяла пакет, глядя на свое имя, написанное незнакомым почерком — держала его так, как держат бомбу, готовую рвануть в любое время. Эльза не выдержала первой — если бы она не заговорила, то я так и сидела бы с пакетом в руках, оцепенев в предвкушении новых неприятностей.

— Хельга, что там? Кто тебе пишет из столицы? — спросила она. —