Пепел жизни - Рина Харос

class="p1">– Ты лжешь, – прошипел я от беспомощности, осознавая, что Смерть права.

– Если тебе от этого станет легче, то пусть будет так. Она воссоединится с родителями, сестра не виновата, что ты не смог оправдать моих ожиданий. Ийнас – твой первый шаг к потере, которая приведет к смерти. Я буду ждать, мое творение. Ты придешь на мой зов, как бы сильно ни сопротивлялся.

Я хотел было что-то выкрикнуть, но Смерть растворилась, унося с собой душу моей сестры. Просидел около остывшего тела до утра и на рассвете унес Ийнас на руках в глубину леса, где развел костер. Пока тот разгорался, я вернулся за кровавыми простынями и первым делом кинул их в освобождающее пламя. Тряпки зашипели, и запах железа и разложений окутал поляну. Ийнас лежала на лесном настиле с улыбкой на устах, от которой кожа покрывалась мурашками.

Огонь – очищает и освобождает.

Взяв сестру на руки, я встал около костра, чувствуя его уничтожающий жар.

– Прости за то, что не уберег… прости и прощай.

В следующее мгновение тело сестры охватил огонь, накидываясь на плоть своими горячими языками. Не дожидаясь, когда он потухнет, я вернулся в поселение и предался сну, в котором молил, чтобы Смерть сдержала свое обещание и воссоединила Ийнас с родителями.

Глава 24

Жизнь

Встреча двух сестер предрешит исход великой битвы.

Я прижимала к груди Филиппа, заливисто верещавшего на своем языке. Царство, где наши души ожидали соединения с родными, напоминало дом, где я прожила смертные годы – тот же деревянный пол, бревенчатые стены и железная крыша, которая из-за того, что слабо была прибита, громыхала при сильных порывах ветра и могла оторваться в любой момент. Отец всегда выходил на улицу, прихватив с собой лестницу, молоток и ржавые гвозди. Около часа слышались удары инструмента по железу, отчего по коже пробегал неприятный озноб, будто кто-то проводил когтями по стеклу. По окончании быстрого ремонта отец возвращался в дом, весь промокший и дрожавший от холода. Оставшийся вечер он не отходил от камина, где теплились поленья, обхватывая старческими руками горячую кружку чая с чабрецом и ромашкой.

Теперь в комнате, где мы когда-то жили с сестрами, стояла большая кровать и люлька, в которой спал Филипп. Выполнена она из простого дерева, по цвету напоминавшего дуб или сосну. Запах древесины даже после смерти преследовал нас всюду, куда бы ни отправились.

Я не знала, кого благодарить – Хлою, которая постаралась и вернула меня в тот дом, или же отца, чье желание могло быть последним. В любом случае, лучшего места для перерождения и воссоединения с семьей я и пожелать не могла.

Филипп схватил меня за волосы и дернул на себя, отчего я ойкнула и, мягко обхватив маленькие ручки сына, разжала пальцы и освободилась от хватки. Дитя заливисто засмеялось, а в следующее мгновение я почувствовала, что ребенок застыл и куда-то пристально уставился. Обернувшись, облегченно выдохнула, когда увидела на пороге дома Хлою, которая остервенело стряхивала с волос паутину.

– Неужели нельзя было хотя бы в Забвении уничтожить всю эту живность? – раздраженно произнесла сестра, зло цокнув на черного паука, который медленно спустился по паутине и остановился на уровне лица Смерти. Та улыбнулась – надменно, озлобленно, и убила насекомое, расплющив его между ладонями. Филипп засмеялся и икнул. Хлоя брезгливо обтерла руки о подол платья, стирая останки паука, и вошла внутрь.

Подойдя, она искренне улыбнулась и протянула руки к племяннику, который охотно подался телом вперед, чуть не выпрыгивая навстречу Хлое. Я сразу представила, что могло бы быть, не согласись отец на ту сделку с мойрами – были бы у меня семья, сын, муж? Какой бы путь избрали Хлоя и Алкеста? Встретили бы они свою любовь или до конца жизни избегали ее, предпочитая одиночество и компанию самих себя?

– Какие новости? – не удержавшись, спросила я, напрочь забыв про то, что не поздоровалась с сестрой. Она не так часто посещала наш дом.

«Мне тошно от воспоминаний, которые накатывают, как только я переступаю порог этого дома».

Уговаривать Хлою посещать эту сторону Забвения бесполезно – она лишь раздражалась и навещала нас и того реже. После третьей попытки перестала пытаться умаслить ее и просто каждый раз ожидала, когда та придет поделиться новостями, что происходят в мире. Но больше всего интересовал Мулцибер, который наверняка не простил мне такого предательства.

– Если про демона, то он вовсю обхаживает фею. Не знаю, то ли единственное желание Жизни так подействовало, сведя их вместе, то ли он правда заинтересован в ней. Твое создание легко идет на поводу у демона, но только вот…

– Что? – выпалила я и прижала руки к груди, разочарованно убедившись в который раз, что сердце там не бьется.

– Только вот Йенс никак не может простить ее предательства. Грезит одной мыслью – уничтожить Мулцибера, отомстив за свое унижение, и вернуть фею, сломив волю и поработив, сделать своей куклой.

– Ты… ты что-нибудь сделала, чтобы этого не произошло?

Хлоя положила Филиппа на пол, чуть наклонившись. Ребенок пополз в сторону игрушек и спустя пару мгновений активно увлекся, угукая и разговаривая на собственном языке.

– Я пыталась поговорить с Йенсом, но он как непробиваемая скала. Его грехи начали вылезать из нутра, показываясь на свет, но это чудовище научилось порабощать их и питаться их магией. Его титаническая сущность скоро вырвется наружу, и станет слишком поздно. Его силы растут, Йенс сам не может понять природу своей магии, но как только он узнает страшную тайну, я ничем не смогу помочь Мулциберу.

– Титаническую сущность? – осеклась я, недоверчиво склонив голову набок, пытаясь понять смысл слов сестры, – но ведь, насколько я знаю, Йенс не потомок Зевса.

– По крови нет. А вот по происхождению орк – титан. В его жилах течет божественная кровь. Когда наш отец еще был жив и не успел сыграть последнее песнопение, я убила Адониса, душа которого сочилась чернью. Ее уже нельзя было спасти. И я решила, что было бы разумнее, если использую во благо – воссоздам творение, которому смогу оставить по истечению времени свои судьбу и силы. Но просчиталась… Йенс не предназначен для этой роли…

– Но ведь ты можешь убить его, забрать душу себе и запереть магией, чтобы она больше никогда не смогла переродиться и сеять на континентах хаос.

– Я не могу… – шепотом произнесла Хлоя и посмотрела в мои глаза. Ее лицо исказилось от