Сводная проблема демонолога - Анна Сергеевна Одувалова

просидела одна, изучая пейзаж за окном, который, понятное дело, не менялся. И правда, как наказанная! Хотя я ведь не сделала ничего плохого! Почему я должна сидеть взаперти, ведь очевидно же, что высокий забор поместья демонов, если они решат прийти за мной, не остановит! Он и меня-то не останавливает.

Ко мне за весь не пришел никто. Ни папа, чтобы рассказать, как продвигаются поиски Уттуки, ни Доминик, который обещал продолжить меня тренировать. Это обидно. Словно я перестала существовать.

Мне же хотелось новостей, движухи и какого-то понимания, что будет дальше. Сидеть на месте тошно. Невольно закрадываются мысли, что папа и Доминик игнорируют меня не просто так, а потому, что и тренировок не будет, и Уттуку никто не ищет. И если с утра у меня были какие-то сомнения, к вечеру вместе с застучавшим по подоконнику дождем они развеялись. Я поняла, что верю Грэму и хочу увидеть маму. Возможно, она мне сможет все прояснить, раза папа откровенно избегает этого разговора.

Демонов я не боюсь, потому что Уттука мог появляться в любое время и в другом месте. Вряд ли его старшие сотоварищи ведут себя по-другому. Как только с руки сойдет метка, за мной придут, где бы я ни находилась. А пока метка со мной, я в безопасности.

В слепой надежде я спустилась к ужину, но в столовой одна Дария. Ни папы, ни сводного. Они вдвоем куда-то уехали. Без меня, забыв и забив на мои проблемы.

— А что с Уттукой? Не нашли того, кто его украл? — без особой надежды спросила я, и Дария, вздохнув, пожала плечами.

— Прости, Тесса, я весь день была с маленькой принцессой, — ответила она и примирительно улыбнулась, показывая, как сожалеет. — Ничего не могу тебе сказать, ни мой сын, ни мой муж не привыкли отчитываться о своих делах. Но уехали они куда-то вместе.

— И почему их нет на ужине, ты тоже не знаешь? — вздохнула я, окончательно теряя аппетит.

— Не знаю… прости, Тесса, я, правда, не спрашивала, когда они вернутся.

— Да что уж там!

Я вздохнула, махнула рукой, отставила почти нетронутую тарелку и ушла к себе, чтобы переодеться в уличное платье с длинным рукавом, схватить из шкафа дождевик и выскользнуть в непогоду. Я просто не могла больше сидеть в замкнутом пространстве и гадать. Пришло время получить ответы на свои вопросы.

Когда выскользнула через заднюю дверь, то поняла, что уйти так просто, как с утра не получится. У нас во дворе, тихо переговариваясь, мотались несколько мужчин. Неужели, папа выставил охрану? Зачем?

Меня стережет? Это же бред! Я затаилась, скрываясь в тени дома, подождала, пока мужчины уйдут подальше, и что есть мочи, рванула к выходу. Не к центральному, конечно, а к неприметной калитке, которой пользовались слуги, и от которой у меня был ключ.

Когда я его доставала, от волнения дрожали руки. Немного повозилась, пытаясь в темноте вставить в замочную скважину.

— Ну же! — прошипела я, сражаясь с замком. — Давай!

За спиной послышались шаги. Охрана, тихо переговариваясь, возвращалась в мою сторону, и я дернула замок. Он, наконец-то, поддался. Правда, калитка открылась с таким скрипом, что не удивлюсь, если перебудила весь дом и еще парочку соседних.

Я рванула за территорию, что есть мочи.

— Леди, вам нельзя выходить! — услышала за спиной и ускорилась, влетая в лужи и поскальзываясь на грязи.

К счастью, бегала я хорошо, одета была во все темное и очень неплохо знала местность. Свернула на ближайшую улицу, нырнула в придорожные кусты и затаилась в канаве, пока охрана убежала дальше. Посидела тихой мышкой, и когда охранники вернулись к дому, так меня и не обнаружив, потихоньку вылезла из своего укрытия, предварительно убедившись, что голоса затихли. Немного времени у меня есть. Конечно, потом меня ждет скандал, и выбраться из дома в третий раз точно не получится. С папы станется, он мне в комнате на дверь и окно привесит по замку.

Из кустов я выбралась мокрая и грязная, но зато меня не поймали. Старая ратуша находилась за нашим семейным кладбищем почти в поле, где начиналась заброшенная дорога на город. Туда и я и отправилась, несмотря на хлещущий по лицу дождь.

Сомнения не отпускали, но в последнее время вокруг меня скопилось столько лжи, что я не могла ее переварить. До ратуши добралась минут на пятнадцать мокрая, недовольная и немного злая. Это место производило впечатление полностью заброшенного, и лишь в темном провале окна второго этажа зловеще мерцал едва заметный огонек лампады.

На полуразрушенной лестнице было темно, в окна лупил дождь, от него не спасал даже дождевик, под него натекло столько, что я была вся сырая, поэтому отбросила совершенно ненужную вещь и осторожно двинулась в темноте.

— Мама!

Эхо прокатилось по лестничным пролетам и вернулось ко мне.

Когда я поднялась по полуразрушенной лестнице на второй этаж, мама была одна. Она бледная, худая, в свободном белом платье напоминала призрака. Ветер трепал длинные волосы, и лишь приветливая улыбка хотя бы немного ее оживляла.

— Моя, девочка!

Мама улыбнулась шире и раскрыла руки мне навстречу, а я, как в детстве влетела в ее объятия со всхлипом. Ее руки были теплыми, волосы пахли как-то знакомо по родному, а сердце билось, как и мое, слегка сбиваясь от волнения. Это окончательно заставило меня поверить. Она живая, настоящая и мне не привиделась.

Моя мама живая, а папа скрывал от меня это долгие годы. Врал без зазрения совести и продолжает врать.

По щекам катились слезы, а мама нежно гладила меня по волосам.

— Прости, моя хорошая, что приходится встречаться с тобой в таком месте, но в другом он меня сразу же найдет и убьет.

— Он — это отец? — всхлипывая, спросила я и почувствовала, как сердце сжимается от несправедливости. Зачем он поступил так со всеми нами? И со мной, и с мамой? С нашей семьей. Мы ведь могли бы быть счастливы.

— Да, милая. Он очень опасен. Очень, как и та женщина, которая сейчас рядом с ним. Она его контролирует, защищая собственного сына. Твой отец непримиримый и не понимает, что идет не в ту сторону. Ненавидит демонов, оберегает от опасности, а на самом деле…

Мама вздохнула и отстранилась.

— Как жаль, что я не могу тебя защитить.

— А как мне защититься? — спросила я, без ее тепла особенно остро