Плебейка - Александра Плен

и крепко прижал, медленно уводя от стола короткими па, как в танце. В голове творился бардак. Я ощущала себя по уши влюбленной и пьяной от этой любви. А поцелуй стал самым неожиданным и самым долгожданным продолжением моего сумбурного состояния.

Нежный, ласковый, чуть терпкий из-за привкуса вина на языке. Мой первый поцелуй с Фабием. Я любила целоваться. Обычное прикосновение губ может быть разным, и невинным, и дружеским, и страстным, и порочным. Поцелуй – открытие, новая глава отношений. Через него узнаешь человека с другой стороны, изнутри, так сказать. Чужой вкус, язык, слюна, первое проникновение в тело друг друга, пока еще целомудренное, деликатное. Но все равно проникновение. Поэтому я и не хотела впускать язык Растуса внутрь себя. Я была еще слишком зла на него.

Фабий целовался божественно. Сдержанно, но в тоже время настойчиво. Я бы сказала технично, если бы могла трезво посмотреть со стороны. И вдруг странная мысль пришла в голову – а если поддаться разок? Прекрасный вечер закончится чудесной ночью. Чего мне бояться? Я не девственница. Не забеременею же я от одного раза?

Вдруг в комнате раздались редкие хлопки в ладоши. Для меня они прозвучали как гром среди ясного неба.

– Браво, братец. Одной стрелой решил убить двух куропаток? И наследника зачать и удовольствие получить?

Я дернулась и открыла глаза. У двери стоял Растус с неизменной ехидной ухмылочкой на лице. Ну чем ни карающий меч совести? Фабий медленно отодвинулся, оторвал от меня руки и повернулся к брату. В голове начало проясняться. Что я делаю? Какой поддаться? С ума сошла?

– Заткнись… – от ледяного голоса Фабия я поежилась. Но Растус даже бровью не повел. Иммунитет, не иначе.

– Наивная плебеечка, – продолжал насмехаться он, – неужели ты думаешь, что нравишься ему? Фабу просто надоело с тобой возиться, много дел в Риме, да отец настаивает, и он решил поторопить события.

– Но… – мое бормотание было едва слышно, – мы же еще не подписали контракт…

– Если ты забеременеешь, брат найдет лазейку отобрать ребенка и не выпустить с острова. А сегодня идеальная ночь для этого…

– Еще одно слово… – шипел Фабий в стороне, но ни я, ни Растус даже не обернулись в его сторону.

– Что ты имеешь в виду?

– У братца есть карта твоей овуляции, буквально до минут. Тебе ее сделали месяц назад, когда сдавала анализы. Или ты думала, он просто так сегодня вечером затеял романтический ужин? Какие же вы дуры, плебейки…

Оскорбление больно ударило по самолюбию, я словно пощечину получила, но мне она была необходима. Аврора каждый день предостерегала, а я… От стыда заалели щеки.

– Хватит! – Фабию, наконец, надоела болтовня Растуса, – пошел вон отсюда. Сейчас же. Впредь тебе запрещается появляться на Родосе.

– Вот это ты не можешь мне запретить, – расхохотался младшенький, – это поместье принадлежит семье. Оно не твое личное. И спешу тебя обрадовать – я подал заявку на пари. И, догадайся, что произошло? – он мне подмигнул, – Ксения является потенциальной пари и мне тоже!

Опешили все. А я так вообще онемела.

– Ты не посмеешь, – от ледяного голоса Фабия захотелось поежиться, – тебе всего тридцать, и ты второй сын. Первородство мое…

Раст отмахнулся.

– А мне плевать. Очень захотелось сына или дочку, – произнес он весело, – предупреждаю, я буду уговаривать девчонку наравне с тобой. Пойдешь завтра на свидание со мной, детка? Развлечемся.

Ну, все! Эти двое вывели меня из себя. Стоят, как два пса и грызутся за кость, которая, к слову, им не принадлежит.

– Как же вы мне надоели, – прошипела сквозь зубы, – сколько можно говорить, я не буду никому рождать детей! Никому из вас! Вы отвратительны!

Отвернулась и направилась к двери. Меня не стали удерживать, молча провели глазами до самого выхода. Пусть хоть глотки друг другу перегрызут, меня это не касается. Завтра Аврора устроится на работу, а вечером меня уже здесь не будет. У меня были местные деньги, на проезд хватит.

Хотелось орать, топать ногами, разбить что-нибудь. И разобью, но в своей комнате. Негодяй! А я наивная верила, что нравлюсь ему… Что его комплименты искренние. Почувствовала себя красавицей, особенной, не хуже домин.

Стоп! А почему я бегу? Я остановилась и задумалась. Потом тихонько сняла босоножки и повернула обратно, стараясь не издать ни малейшего звука. Братья продолжали ругаться. Я на цыпочках прокралась к двери и прислонилась ухом к створке. Мозги работали идеально, ярость улеглась, опьянения не наблюдалось. Вокруг доминов столько тайн, никто не пострадает, если я немного подслушаю. Вдруг услышу что-нибудь полезное.

– С ума сошел? Какие феромоны? – ледяной голос Фабия. Он стоял далеко от двери, и я с трудом различала слова. – Это запрещено.

– Знаю, поэтому и не сказал о них при Ксении, – Растус уже не вел себя, как клоун, говорил серьезно и мрачно, – ты не забыл, что я тоже домин? И что я почувствую их в воздухе?

Братья замолчали, а я сильно, до крови, прикусила губу. Феромоны? Дьявол! Дрожь пробежала по рукам, поднимая волоски на коже. Я не была пьяна, я была насильно очарована!

– Наш отец, как только узнал, что появилась потенциальная пари, проходу не дает, – в конце концов, произнес старший из братьев, – приказал действовать любыми методами, вплоть до насилия. Я пока не хочу, думал обойтись малой кровью, но ты все испортил… Кстати, почему?

– Разозлился, – мысленно я увидела, как молодой домин пожал плечами, – жалко плебеечку.

– Себя пожалей! – заорал Фабий громко, я невольно отшатнулась от двери, – если мы не получим ребенка, то наш род может прекратить существование. Три тысячи прямых предков нам не простят.

– Я молодой, у меня еще куча времени, – легко ответил Раст.

– Я тоже так думал… пятьдесят лет назад.

Опять неудобное молчание. Я сунула в рот сжатую в кулак руку и прикусила костяшки. Холодный липкий страх заполз внутрь и улегся тяжелым комком в области желудка. Меня ждет насилие? Тюрьма на острове? Принудительная беременность? Где же ты, проход, когда откроешься? Я сейчас согласна даже на правый, только бы быстрее уйти.

– Ты в курсе, что Ксения скоро потеряет зрение? – серьезный голос Растуса. Я сильно вздрогнула. Да, подобный диагноз я уже слышала от Латова и Николая Ильича перед своим уходом из родного мира. Он же меня и спровоцировал на эту глупость.

– Начался необратимый процесс, соединительная ткань…