Яромира. Украденная княжна - Виктория Богачева

Его слова задели ее. Еще как! Но если она покажет это сейчас, то оскорбления никогда не иссякнут. Он будет настойчиво бить в одно место, добиваясь своего: ее слез, обиды, громких криков.

— Будь счастлива, что ты зачем-то понадобилась моему дяде. Иначе уже кормила бы рыб на дне, — огрызнулся Ивар и, стиснув весло, повернулся к княжне спиной.

Она вздохнула и попыталась пригладить растрепавшиеся волосы.

Куда бы ни плыли два драккара, легким для нее этот путь не будет.

* * *

Сглотнув слюну, Яромира повертела в руках тушку, с сомнением к ней приглядываясь.

— Воротишь нос, дроттнинг? — ее замешательство не укрылось от Ивара.

Впрочем, тот и так не сводил с нее взгляда. К его лихорадочному вниманию за пару дней, которые она провела на драккаре, Яромира уже привыкла. А вот то, что после его слов к ней разом повернулось несколько мужчин, заставило ее поежиться.

— Тихо, — Харальд вмешался, и она облегченно выдохнула.

Конунг был не в настроении, и потому зеваки, поглядев на нее, поспешили вернуться к своим мискам. И Яромира осталась один на один с тушкой соленой рыбы. Их скудная вечерняя трапеза.

Поначалу она не чувствовала особого голода, и в первые дни обходилась лишь хлебом да кусочком жесткого, вяленого мяса.

Но мясо закончилось, и викинги достали из мешков соленую рыбу. И, как назло, у княжны проснулся зверский голод. Но с какой стороны подступиться к тушке, она не ведала. Та казалась невероятно твердой: Яромира поколотила ею по скамье, а рыба не то что не погнулась, она и на фалангу пальца своей формы не растеряла.

Мужчины вокруг нее впивались в жесткую тушку прямо зубами. Их мощные челюсти дробили кости и чешую, выгрызали остатки плоти.

Княжна, вестимо, так не смогла бы.

Она боялась, что сломает зубы, коли попробует откусить.

А живот сводило от голода все сильнее и сильнее. Тесно прижав к нему запястье, Яромира потянулась за чашкой, что стояла возле ног, и с сомнением принюхалась к напитку. Прежде она всячески избегала притрагиваться к ячменному пиву, которым мужчины запивали любую пищу. Но она помнила, что его называли жидким хлебом на Ладоге. А, стало быть, оно могло утолять голод.

Сделав первый глоток, Яромира закашлялась и едва не выплюнула горький, крепкий напиток прямо на палубу. Кто-то постучал ее по спине, и княжну отбросило вперед. От позорного падения ее спас конунг, рядом с которым она сидела. Харальд вытянул руку, и княжна врезалась в нее грудью.

Знамо дело, почти тотчас раздался смех.

— Да кто вас таких неженок растит-то в Альдейгьюборге! — принялись зубоскалить мужчины.

— Только тронь — рассыпется, поди!

— Слабые женщины рожают слабых сыновей! — ко всеобщему веселью присоединился и кормщик Олаф.

Яромира закусила губу и опустила голову, чтобы скрыть подступившие к глазам слезы. Она стиснула рыбий хвост и представила, как запускает тушку прямо в лоб особо веселившимся викингам.

Видит Светлая Макошь, она крепилась. Она старалась, изо всех сил старалась не плакать. Во-первых, ладожской княжне негоже. Во-вторых, она все же дочь князя Ярослава, и не хотела позорить отца.

Она не плакала, когда очнулась в землянке с тремя подлецами. Не плакала, когда они увели ее куда-то глубоко в лес. Не плакала, когда уразумела, что двое из них глядят на нее с безумным вожделением. Когда сбежала от них, тоже не плакала! Когда одна скиталась по лесу, когда воровала молоко из избы незнакомых людей. Даже потом, на том клятом берегу, будучи загнанной в ловушку, она крепилась. Очнувшись на драккаре в окружении толпы незнакомых, страшных, диких мужиков, она тоже не плакала. Чуть от страха не умерла, но и слезинки не проронила.

Но всему приходит конец, и нынче вечером пришел конец ее выдержке.

То ли насмешки, то ли глупая твердая рыба, которую она отчаянно хотела, но никак не могла раскусить — что-то стало для нее последней каплей.

Яромира вскочила на ноги, уже на заботясь о том, что над нею вновь будут издеваться, и позорно сбежала в свое хлипкое укрытие, скрывшись ото всех за занавесью.

Ее трясло от злости, обиды и несправедливости. Слезы по щекам катились словно сами по себе. Она не моргала даже, а они все лились и лились.

Она ждала, что последует оглушающий раскат хохота, но на драккар вдруг опустилась тишина. Даже разговоры разом смолкли. Даже те, которые прежде велись и ее не касались. Слышен был лишь тихий плеск волн да громкие крики чаек.

Яромира сердито продолжала всхлипывать. Поглядела бы она на толпу этих зубоскалов, окажись кто из них слабой девкой в потрепанной поневе, не умевшей сражаться да оружием толком не владевшей. Вырви их кто из привычного, знакомого мирка да выкинь за порог одну-одинешеньку, толкни навстречу неведанному, опасному, злому.

Жалость к себе помогла, и вскоре княжне сделалось повеселее. Живот все еще сводило от голода, и ближе к закату Яромира с тоской вспоминала перевернутую чарку с пивом, которую она задела, когда сбежала с места общей трапезы, и откинутую куда-то рыбу. Могла бы погрызть ее, коли откусить не судьба.

Тихие шаги заставили ее насторожиться и замереть.

— Дроттнинг, — позвал Харальд и, чуть обождав, привычно обошел занавесь и уселся на край самой ближней лавки, чтобы видеть княжну.

Откинув в сторону верхнюю серую тряпицу, он протянул ей сверток.

— Возьми, — недовольно поторопил конунг, когда Яромира помедлила.

В свертке она обнаружила криво нарубленные куски соленой рыбы. Уже без хвоста и головы, без плавников и почищенные от особенно жесткой чешуи.

«Я ладожская княжна!» — свирепо напомнила самой себе Яромира, когда рот наполнился слюной, и она едва не набросилась на угощение, словно оглодавший волчонок.

— Благодарю тебя, — степенно сказала она и сглотнула слюну, медленно взяв из рук Харальда сверток и также медленно поднеся к губам первый кусочек.

Конунг, глядя на нее, вдруг весело фыркнул. Усмешка мелькнула на суровом, обточенном ветрами и морем лице и пропала, но Яромира поразилась тому, как — пусть и на мгновение! — оно изменилось, когда Харальд улыбнулся.

— Ешь, как угодно, дроттнинг. Мне нет дела, — сказал он.

Яромира ответила не сразу, увлеченно пытаясь разжевать жесткое мясо.

— Ты должна научиться разделывать рыбу сама, — добавил Харальд. — Я не твоя кормилица.

С трудом проглотив застрявший в горле кусок, Яромира облизала соленые губы.

— Я бы могла, конунг, — также серьезно отозвалась она. — Коли бы