Все потерянные дочери - Паула Гальего

взгляд, смущённый, и я невольно улыбаюсь. — Может быть… Но вряд ли так, как мне хотелось бы.

Мы подходим к концу моста, где остальные уже остановились рядом с Эмбером. Судя по их лицам, он рассказал им ту же историю, что Арлан мне. И правда — в конструкции зияет пустота, а внизу лежит большой камень, словно ожидающий, чтобы его кто-то водрузил на место.

Это Нирида первая кладёт свой ранец на землю. Под взглядами остальных она приседает, берёт камень и пытается поставить его в нишу. Мы наблюдаем в полном молчании, пока через мгновение не раздаётся резкий треск, и мост выплёвывает глыбу. Та падает вниз — ровно туда, откуда её взяла командир, — и раздаётся приглушённый смех изумлённых свидетелей.

Затем пробует один из солдат — с тем же результатом. Потом Кириан, прижимая ладонями камень, пытается удержать его, чтобы тот не сдвинулся, — но всё тщетно. Мост отторгает камень, и он возвращается на своё место.

Тогда Ева поднимает камень магией, но я останавливаю её. — Нет. Не ты, — говорю я, и она поднимает брови. — На всякий случай.

Ева слышала ту же легенду, поэтому не спорит. Опускает камень обратно и не искушает судьбу. Ведь магия способна завершить мост — и в тот же миг разрушить его.

Мы собираем свои вещи и продолжаем путь, зная, что и без того теряем драгоценное время: солнце уже скрылось за горами.

На повороте Кириан и Нирида останавливаются, следом замирают и солдаты. Когда я подхожу к ним, всё становится ясно.

Внизу, в конце каменной тропы, раскинулась столица Илун. Но это не её башни, дворцы и смотровые площадки заставляют меня задержать дыхание. Это её ворота: их охраняют два каменных дракона, высотой с гору. Они восседают в вечном дозоре, хвосты обвивают лапы, крылья сложены, морды подняты к небу, а каменные взгляды устремлены вдаль.

Две статуи в честь Херенсуге — величественные, укутанные снегом по краям крыльев и на гребнях голов. Даже издали невозможно не почувствовать себя ничтожно малым рядом с ними.

Спускаться приходится медленно. Мы стараемся ускорить шаг, чтобы добраться до города до полной темноты, но скользкие камни и влажный воздух делают путь опасным.

Когда мы наконец достигаем ворот, ночь уже вступила в свои права. Сотни янтарных огней вспыхивают в домах за высокими стенами. Каменная кладка, тёмная и суровая, кажется чёрной в ночи.

Столица Илун поднимается вверх по склону горы. Сотни домов прижаты друг к другу у подножия стены. Маленькие и тесные, они будто пожирают соседей. Улицы петляют хаотично, сужаясь там, где втиснули очередное строение, и расширяясь там, где, кажется, не достроили. Ни порядка, ни симметрии. Некоторые дома выглядят так, словно их удерживают только чары.

Чем выше — тем просторнее. К улицам прибавляются закоулки, освещённые фонарями, и по ним тянется золотая дорожка света. Торговцы очищают снег у дверей лавок, чтобы утром не пришлось разгребать двойной сугроб.

А наверху, на самой вершине, дворец Илун соперничает чёрнотой с самой тьмой. Его стены поглощают свет, чтобы затем отразить его обратно — резкий, ослепительный, в лунном сиянии, в огнях города и даже в звёздном свете.

Башни тянутся к небу — выше, чем в Эрии. Некоторые настолько узкие и вытянутые, что трудно поверить, будто внутри есть место для зала. Десятки балконов, сотни окон переплетаются в замысловатой, нелепой и вместе с тем изысканной архитектуре, в чуде, которое трудно приписать человеческим рукам. Между башнями — мостики, лестницы, переходы, связывающие дворец с окружающими постройками.

Там есть магия. Или когда-то была.

Мы так долго любуемся этим зрелищем, что замечаем стражу лишь тогда, когда они требуют назвать себя.

Арлан показывает им письмо и печать короля Нумы, Девина, и те тут же соглашаются сопроводить нас с честью. Слуги бегут за лошадьми, чтобы восседать в седле рядом с нами, и обсуждают между собой, кто из них удостоится почтить наше прибытие к их госпоже.

Несмотря на поздний час, жизнь в городе кипит. Чем глубже мы продвигаемся, тем оживлённее вокруг: из таверн доносятся песни и пьяные голоса, из театров выходят нарядные зрители, по садам собираются шумные компании, влюблённые прогуливаются рука об руку.

Некоторые останавливаются, чтобы посмотреть на нас. В нашей грязной, уставшей процессии нет ничего царственного; ничто не выдаёт в Арлане принца Эрии, а в Нириде — командира всех Волков, кроме её грозного взгляда и боевой выправки.

И я невольно думаю, когда две смеющиеся девушки вываливаются из переполненной таверны, что это могла быть моя жизнь. Они останавливаются у обочины, крепко держась за руки, переглядываются и шикают друг на друга, заметив стражу, предчувствуя, что тут происходит что-то важное.

У обеих румяные щёки, блестящие глаза и взъерошенные волосы. На их губах играет счастливая улыбка. Они молоды и свободны, и ночь им обещает только хорошее.

В другой жизни я была бы на этих улицах. Может, выходила бы сейчас из таверны с подругой, может, ходила бы в театр с родителями. Или искала бы укромный угол с любовником.

Я бросаю на Кириана взгляд искоса.

Моя жизнь была бы совсем иной, если бы мои родители не погибли в резне Леса Гнева. Я выросла бы в Илуне, родители научили бы меня владеть и понимать мою магию, у меня были бы друзья и семья… но тогда у меня не было бы их.

Интересно, думает ли Ева о том же. Вспоминает ли она родителей, которые её потеряли, и ту жизнь, что могла бы быть рядом с ними. Но её взгляд направлен на Нириду.

Дворец не отделяют стены от остального города, но его расположение само по себе — преграда. К главным вратам ведёт крутая лестница: сотни и сотни ступеней на слишком обрывистом склоне, чтобы подняться как-то иначе. По пути встречаются маленькие сады, площади со статуями, будто бросающими вызов самой гравитации, и даже пруды и замёрзшие озёра. Подъём так крут, что, глядя вниз на крепкие ноги наших обученных лошадей, меня пробирает настоящий страх высоты.

Наверху стража дворца пропускает нас, один из них бежит вперёд предупредить о нашем прибытии. Нашим солдатам не велят сдавать оружие, но и не позволяют идти дальше. Я замечаю, как меняется ритм шага: нас ведут окольными путями, по ненужным закоулкам.

Когда мы наконец подходим к главным дверям, нас уже ждёт рыцарь. Судя по одежде и утончённой отделке рукояти его оружия, это дворянин; один из немногих, кто ещё не спит.

Я не запоминаю ни его имени, ни титула, с которым он