Тень Чернобога - Евгения Витальевна Кретова

Свернул во двор и неторопливо прошел вдоль подъездов.

Сунув руки в карманы дубленки, продолжал стоять, пытался примерить на себя локацию, будто старый разношенный свитер. Прислушивался, отзовется или нет. Врач сказал, что ему нужен триггер, толчок.

Катя – он чувствовал это – ключ к его воспоминаниям.

Он упустил ее вчера.

Ему надо найти ее сегодня.

Дверь подъезда пискнула, выпустив даму с немолодым шарпеем. Собака деловито сопела, вздыхала и изображала недовольство, что ее вывели на прогулку в такую погоду. Антон придержал дверь, зашел внутрь.

Обычный, ничем не примечательный подъезд.

Почтовые ящики, лифт, лестничная клетка.

Парень медленно направился вверх, вглядываясь в кнопки звонков, двери.

Второй этаж.

Третий.

Четвертый.

Взгляд упал на угловую квартиру, темный дерматин двери. Над глазком – золотая цифра «15».

Да! Он был здесь!

Он отлично помнит эту потертую дверь, эту табличку «15» над глазком. Знаком ему и этот пластиковый пупырышек звонка.

Подумав, он надавил на него.

В глубине квартиры отозвалось переливчато и звонко. Сердце сделало кульбит, оглушив простым вопросом: что ему сказать. Вот откроют сейчас дверь – и что? «Здравствуйте, меня зовут Антон Ключевский, и мне кажется, что я бывал в вашей квартире».

Бред.

Антон отпрянул от двери, готовый, как мальчишка, быстро спуститься по лестнице и спрятаться этажом ниже, если кто-то начнет открывать замок с обратной стороны. Но в квартире было тихо.

Зато отворила соседка из квартиры напротив:

– Вы тоже к Мирошкиным?

Антон неопределенно кивнул.

– Всем они нужны. То жили себе, никому не нужные, то валом к ним повалили. И милиция, и врачи… А ты к кому, к Катерине, что ли?

Антон сглотнул:

– К Кате, да. Ее нет дома?

– Да шут ее знает, где ее носит. Несколько дней как нет ее. И милиция ее спрашивает, и врач.

– А почему милиция?

– Да вроде кража у ее матери на работе… Ты коли к Катьке, так набери ей на сотовый. Сотовый-то, небось, знаешь?

Антон покачал головой:

– Потерял. Потому и пришел сам… А у вас нет? Ее номера, я имею в виду.

– Нет, откуда ж у меня! – старушка всплеснула руками. – Но коли хочешь, могу тебе набрать, как она появится.

Антон покачал головой.

– Нет, спасибо, я лучше потом еще зайду.

Итак, Катя Мирошкина.

И он знает, где она живет.

Осталось узнать, откуда он ее знает.

* * *

– Не переусердствуй, – тихо приказал темный маг палачу в кожаном фартуке, наблюдая, как, стараясь не дышать и не двигаться, замерла девчонка. – Запрещаю калечить… Пока.

– Что с ней делать?

– Она должна визжать от страха. Делай так, чтобы страх сводил ее с ума, но не позволь ей умереть. Ты отвечаешь за то, чтобы она жила.

Палач кивнул.

– Слушаюсь, Владыка. – Наклонившись, он высыпал в квадратную жаровню раскаленные докрасна угли из очага.

Придвинул к Ярославе.

– Это тебе, красавица, чтоб не замерзла этим ранним утром.

И мелко захихикал.

Тюремщик особенно любил этот момент: когда жертва в сознании, когда оно до предела обострено страхом и уже рисует самые страшные картины. И вот взгляд ловит то, что уготовано, а в глазах крохотной черной точкой в центре зрачка разгорается ужас, выплескиваясь криком. Он с наслаждением наблюдал, как человек цепляется за жизнь, как изо всех сил надеется на спасение, на милость, каждый раз, даже зная, что из этих подвалов только одна дорога – на эшафот.

Жертва была ему интересна ровно до того момента, пока в ее глазах теплилась надежда и клокотал ужас. И он терял к ней интерес, стоило страху выгореть дотла, оставив безразличие.

Эта ведьма обещала ему долгое наслаждение.

Палач поправил кочергой угли. Из жаровни во все стороны брызнули искры.

Синие глаза уставились на угли, с удивлением поднялись на мужчину в фартуке.

«Слишком неопытна», – догадался палач.

Не спуская с нее взгляда, он обошел кресло с жертвой, отодвинул задвижку и медленно, позволяя ведьме осознать, что он делает, поместил жаровню под кресло.

Распрямился.

Ждал, когда первый жар коснется железных шипов и нагреет их и ведьма почувствует весь его замысел.

Синие глаза смотрели, все еще не понимая, с удивлением.

Палач наклонился – вот сейчас.

…Он зародился в темной глубине зрачка, там, где трепетали отсветы факелов. Полыхнул белым маревом, острой, как лезвие клинка, догадкой. Закружил водоворотом, заполняя синеву бездонных омутов, будто ядом.

Страх.

Палач облизал пересохшие губы, наблюдая, как он выплескивается на лицо, искривляя красивые черты.

Рот ведьмы приоткрылся, испуская выдох, – он поймал его, будто выпорхнувшую птицу.

– Все зависит от мастера, – прошептал он, поправляя фартук и надеясь, что ведьма понимает его. – Можно избавиться от мук очень быстро, стоит только забыть вытащить жаровню из-под ведьминого кресла…

* * *

Данияр взял Катю за руку прежде, чем они вышли из укрытия. Отметил про себя, что у подопечной влажная и холодная кожа, а взгляд – блуждающий, почти безумный. Словно опасаясь, что девушка начнет сопротивляться, перехватил локоть крепче. Предупредил:

– Старайся не отставать от меня. Поняла?

Катя кивнула.

Поводырь отодвинул полог, в одно мгновение впустив в их укрытие прохладу и сырость. День только-только занимался, окрасив осколками ночи стволы в темный цвет, а небо – в малиновый. Ручей наполнился, бурлил, играючи перекатываясь через булыжники и закручивая вокруг них водовороты.

По земле белесыми языками поднимался пар. Собирался в излучинах, плотным ковром клубился у корней, приглушая шаги и отсрочивая наступление утра.

– Время снов, наше время, – прошептал Данияр.

Потянув Катю за собой, сделал первый шаг.

Казалось, он не касался земли, двигался легко, будто летел. Каждый шаг – несколько метров, стволы мелькали, постепенно сливаясь сплошной стеной.

– Посмотри на меня, – попросил Данияр, привлекая ее к себе.

Катя чувствовала, как кружится голова: мелькание черных веток только усугубило то муторное, едкое, что поднималось в груди, застилало глаза. Тепло руки – почти единственное, за что цеплялась память. И страх опоздать. Руки немели, спину и поясницу жгло. Она подняла глаза, постаралась сфокусировать взгляд. Вокруг замельтешило с утроенной силой. Она – будто в центре водоворота; птичий крик пронзил муть, рассыпался, будто разбитое стекло.

Светлые глаза поводыря, надежность рук, тепло. Разгорающееся свечение от образа. Странное ощущение, что нужно следовать за ним. Несмотря на недоверие. Несмотря на то что он так похож на кого-то, так смутно знакомого. Неуловимо. Невнятно.

«Кто же ты, Данияр?» – подумала Катя.

Взгляд Данияра зажегся на мгновение, и Катя провалилась в пустоту, упав на руки поводыря.

Краешком сознания успела понять, что лес уже не