Перепрошит тобой - Жаклин Хайд

Выражение на его мальчишеском, наполненном надеждой лице резко меняется: он вдруг похож на раненого щенка, и, хотя меня гложет чувство вины, я молюсь, чтобы на этот раз он понял, о чем я говорю. В противном случае, я действительно надеру ему задницу.

— Я думал, у нас было что-то большее… Прости, что побеспокоил. Я пойду, — наконец говорит он, недоверчиво качая головой, пятясь, а затем устремляясь в противоположном направлении.

Я наблюдаю за ним, пока он не пересекает пешеходный переход и не теряется в толпе, — просто чтобы убедиться, что он больше не последует за мной.

Я не какая-нибудь чокнутая Бобби Сью12, чтоб подходить этому «милому сталкеру по соседству»13. И да, мне немного жаль его — парень, похоже, просто одинок. Не настолько жаль, чтобы выйти за него замуж и переехать к его матери, но все же.

Я останавливаюсь на тротуаре, глубоко вдыхаю и резко выдыхаю, стараясь сбросить остатки тревоги, гудящей во мне с тех пор, как он объявился. Может, на этот раз он действительно исчезнет навсегда.

Продолжая путь к ветклинике, я пинаю носком ботинка камешек, тот срывается с места и отлетает по асфальту, подпрыгивая, пока не останавливается у края дороги, где пара ждет такси. Мой взгляд цепляется за них, пока прохожу мимо — женщина смеется, глядя на своего спутника, глаза у нее сияют, на лице счастливая улыбка. Влюбленные… Бе.

Я отворачиваюсь от этой приторной сцены. Любовь — последнее, что мне сейчас нужно. Опускаю взгляд и крепче сжимаю переноску. Найти кого-нибудь, с кем можно просто время от времени заниматься сексом без обязательств, не должно быть так уж сложно. Подумать только, в интернете до сих пор нет нормального алгоритма для «секса по запросу».

Я сворачиваю за угол, приближаясь к месту назначения, и начинаю ускорять шаги, чтобы без промедления добраться до ветеринарной клиники, волна раскаяния захлестывает меня при мысли о том, какие ужасы пережил Эдгар Аллан Лапочка за ночь и сегодняшний день.

Я просто обязана его побаловать, хотя бы забежать потом в зоомагазин за лакомством. Когда я однажды лежала в больнице, дедушка принес мне любимое мороженое и конфеты. Интересно, какой вкус кошачьего лакомства лучше всего говорит: «Прости за яйца, брат»? Может, приготовить ему торт? Кошачий торт из слоев «фэнси фиста»14 и мясного паштета?

Поток мыслей несется как вода сквозь сито, и я почти не слышу, как кто-то зовет меня по имени.

— Бернадетт Креншоу? — произносит низкий голос, на этот раз чуть громче.

Я оглядываюсь на тротуар и вижу высокого блондина с нахмуренными бровями, из-за которых едва видно синие глаза. Он стоит у длинного черного лимузина с открытой дверью. Да что ж я сегодня такая, мать его, популярная?

Судя по сердитому выражению его лица, он явно какое-то пытался привлечь мое внимание, пока я была погружена в мысли о мясном торте, который я могла бы приготовить для кота, чтобы он почувствовал себя лучше.

— Чем могу помочь? — спрашиваю я, инстинктивно делая шаг назад. Не похоже, что он ищет именно меня. Он мог бы сойти за телохранителя и явно не выглядит счастливым от нашей встречи.

— Вы должны проехать с нами, — говорит мужчина как ни в чем не бывало, и у меня внутри все сжимается.

— Зачем? — тупо спрашиваю я, чувствуя, как внутренний сигнал тревоги звенит на полную мощность, и пытаясь понять, угрожает он мне или нет.

Из лимузина выходит еще один парень, такой же большой и неповоротливый, как первый, и по пути начинает застегивать свой дорогой костюм.

— Извините, сегодня у меня нет времени, — говорю я и резко обхожу первого… только чтобы упереться лицом во второго и быстро оценить его по достоинству.

Они похожи на двух близнецов-наемных головорезов.

Широко раскрыв глаза, я оглядываю улицу в поисках Робби, чтобы убедиться, что он каким-то образом наблюдает и злорадствует, ожидая, когда эти двое схватят меня. Мне все равно, как сильно его мать хочет внуков, этого не случится. Неужели он послал этих ребят, чтобы украсть меня?

— Садись в машину, — говорит второй громила, его светло-русые волосы развеваются на ветру, а тон звучит так, будто я обязана подчиниться.

По мне пробегает дрожь, и дело не в том, какой холодной выдалась эта весна, а в том, что кажется, мой милый сталкер только что решил меня похитить. Какого черта?

— Нет, спасибо. Мне нужно забрать кота, — я сутулюсь, сжимаю полы пальто и поворачиваюсь, чтобы уйти, но внутри меня уже поднимается настоящий страх. Я ни за что не смогу одолеть этих парней.

Кто-то хватает меня сзади, и, прежде чем я успеваю закричать, сильная рука закрывает мне рот.

Переноска для кошек падает на землю, пока я борюсь с этим здоровяком. Я изо всех сил запрокидываю голову, но, к сожалению, натыкаюсь только на воздух, когда меня отрывают от земли, крепко держа руками, похожими на стальные обручи.

Я ору снова, когда мир переворачивается, меня перекидывают через очень широкое плечо.

— Отпусти меня! — кричу я и бью по его спине кулаками, будто от этого зависит жизнь. Бью, бью, а он даже не морщится, хотя я знаю, что рука у меня тяжелая.

Моя задница натыкается на мягкую кожу сиденья, я хватаюсь за ручку пассажирской двери, тяну и тяну, пытаюсь распахнуть ее, но машина трогается быстрее, чем я ожидала.

— Нет, нет, нет!

Я отбиваюсь от нападавших и снова начинаю сопротивляться, когда холодный металл сжимается вокруг запястий. Из меня вырываются пронзительные крики, пока второй громила удерживает меня и заклеивает рот куском скотча. Затем на голову накидывают мешок из грубой ткани, и вокруг воцаряется кромешная тьма, когда мой зад ударяется о пол лимузина.

— Перестань сопротивляться, и никто не причинит тебе вреда, — говорит мужской голос, но я извиваюсь еще сильнее.

Сердце бешено колотится в груди, меня охватывает паника, тело трясется от выброса адреналина, из глаз льются слезы, а из заклеенного рта вырываются приглушенные крики.

— Мы ее взяли, — слышу я, а затем резкий удар в затылок погружает меня в блаженную бессознательность.

Глава 2

БЕРНАДЕТТ КРЕНШОУ



Я прихожу в себя, дезориентированная, сбитая с толку, мир под каким-то странным углом, и лишь спустя мгновение до меня доходит, что я повисла вниз головой. Холодный ветер бьет в лицо, и я шиплю сквозь зубы, когда по глупости поворачиваю голову прямо в сторону солнца — яркого, размытого пятна, режущего глаза.

Тьфу.