Дневники фаворитки - Татьяна Геннадьевна Абалова

— Вытри, у тебя кровь, — надо мной стоял король и протягивал носовой платок с монограммой «ТIII» — Таллен Третий. Я приложила приятно пахнущую ткань к носу и виновато подняла глаза.

— Тяжелая ночь, да? — спросил он, усаживаясь на место. Дернул бархатную ленту над головой, и карета послушно тронулась, а король вновь вернулся к равнодушному созерцанию видов за окном.

Я поднялась. Поправила покрывало на груди. Вытянула шею, чтобы посмотреть, далеко ли уехали от «Дикого вепря». Мы пересекали пустошь — унылые пейзажи с тронутыми первыми заморозками седыми травами. Уже кончились болота, где по осени поднимались на крыло утки, остались за спиной подернутые желтизной леса и убранные поля, улетала в прошлое моя тихая жизнь в «Диком вепре».

— Куда мы едем?

Король вздохнул, посмотрел на ногти одной руки, потом другой.

— Ненавижу ходить без перчаток, — произнес он, явно не намереваясь отвечать прямо. — Я забыл их в твоей спальне, поэтому вернулся сам. Не мог допустить, чтобы слуги застали тебя… такой. Но лучше бы послал их, — он перевел взгляд на меня, и не было в нем ни капли сочувствия. Лишь брезгливость, которая больно ранила сердце. — Мне не понравилось то, что я увидел. Это было по-скотски…

— Дикрей — мой муж, но… — я собиралась сказать, что не оправдываю его, и нет моей вины в том, что со мной ТАК обращались мужчины. Оба мужчины.

— Уже не муж. Храмовые записи уничтожены. Пока ты спала, вернулся человек, посланный уладить твои дела.

— Что теперь будет со мной? — и опять я не решилась сказать, что вовсе не по моей вине кому-то пришлось улаживать дела.

— Еще не решил. Сначала покажу тебя лекарю.

— А если у меня будет ребенок?

— Наихудший вариант. Я не приму его даже как своего бастарда.

— Но до этого вас не смущало, что я проведу последующие ночи с Дикреем…

— Тогда ты была замужем.

— А теперь? Кто я такая теперь? — в волнении я совершенно забыла, что передо мной самый могущественный человек королевства. Невысказанные слова рвались наружу.

— Теперь ты женщина, с которой король провел всего лишь одну ночь. Но поскольку твое тело успело познать другого мужчину, я ни за что не признаю ребенка, — Таллен Третий поморщился. Ему все больше и больше не нравился наш разговор. Мне в этот момент хотелось вцепиться в его холеное лицо. — Я не намерен всю жизнь сомневаться мой он или того скота.

Я заплакала. От бессилия, от несправедливости. От обиды за еще нерожденное дитя.

— Прекрати, — он отвернулся к окну. — Думаешь, мне самому нравится, что я проявил минутную жалость, а теперь вынужден заниматься твоей судьбой?

Карета дернулась и остановилась.

— Что еще? — с досадой произнес Таллен.

За окном вырос всадник, больше похожий на медведя, чем на человека. Кустистые брови, борода лопатой и буравящий взгляд маленьких глаз. Он твердой рукой удерживал пляшущую в нетерпении лошадь.

— Ваше Величество, засада! — крикнул он. — Как вы и думали!

— Сколько их было? — король тронул позолоченную ручку двери, и та бесшумно распахнулась. Он не вышел из кареты, лишь слегка наклонился, чтобы его лицо не скрывала тень. Я впервые хорошо рассмотрела человека, сломавшего мне жизнь. Прямые волосы лежали на широких плечах, на тон темнее, почти черные брови и аккуратная бородка. С выраженной горбинкой нос и капризные чувственные губы — невероятно красные на бледном, не тронутом дневным светилом лице. И неожиданно светлые, как летнее небо, глаза. В предрассветной мгле и позже, в сумраке кареты, они казались мне сродни грозовой туче. Короля нельзя было назвать писанным красавцем, но в нем чувствовалась магия власти. Таким хочется подчиняться и находить в этом болезненное удовольствие.

— Карету поджидали человек тридцать. В живых осталось не больше дюжины. Мы ее мужика не тронули, — бородач дернул головой в мою сторону, и я смутилась, что меня застали за разглядыванием короля.

— Где он? — Таллен был полностью поглощен разговором.

— Да тут, за поворотом. Они перевернули поперек дороги телегу. Так мы его к этой телеге и привязали. Лютый, гад. Парюту одним ударом кулака свалил.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​- Жив?

— Жи-и-ив. Куда денется? — бородач усмехнулся в густые усы. — Полморды синей, на одно ухо оглох, но жив.

— Веди, — Таллен поднялся, подскочившие слуги опустили ступеньку. — Чего сидишь? — мазнул взглядом по мне. — Пошли. Судьба хочет, чтобы ты еще раз увиделась со своим…

Договаривать не стал, протянул руку.

Стыд сковал мое тело. Покрывало наброшенное на грудь совсем не скрывало того, что было сзади, а перевернуть его у всех на глазах я не решалась, поэтому замотала головой и отодвинулась в дальний угол.

Король опять вздохнул.

— Вокан, ты побрился бы что ли? С бородой на медведя-шатуна похож. Видишь, девушка тебя боится.

Бородач загоготал и, тронув коня, скрылся с глаз долой.

Таллен неторопливо расстегнул камзол и стянул с себя рубашку. Кинул мне на колени.

— Одевайся.

Сам, подхватив верхнюю одежду, скрылся за дверью.

Я суетливо освободилась от покрывала, натянула пожертвованную с королевского плеча вещь и, поднявшись, оправила ее. Ниже колена, но…

Дверь вновь распахнулась, впустив холодный воздух и запах преющей травы.

Король, в накинутом на голый торс камзоле, изучающе посмотрел на мои босые ноги с подсохшими кровавыми подтеками.

— Вокан! Приведи моего коня.

Мне ни разу не приходилось сидеть в одном седле с мужчиной. Рука короля поперек моего тела напомнила о ночи, когда он так же прижимался ко мне. Несмотря на стылый ветер, я чувствовала, как загорелись щеки. Не знаю, думал ли о том же Таллен, но его ладонь чашей сомкнулась на моей груди, и пальцы ощутимо сжали сосок.

Его Величество не стал понукать коня, и мы доехали до поворота не торопясь.

* * *

Я не узнала Дикрея. Он не мог быть тем человеком, которого привязали к колесу: стянутые в высокий хвост волосы, угольно-черные полосы поперек лица, жилет из кожи, такие же штаны — он ничем не отличался от тех мертвых грабителей, кого стаскивали в одну большую кучу.

— Познакомься, Милена. Это Гуль.

Я поискала глазами знаменитого разбойника, но пальцы короля на моем подбородке повернули голову в нужную сторону.

— Дикрей?!

Мой любимый, мой жених, кому в храме сказав