Наследие Богини - Эйми Картер

бы ужасной она ни была, я не представляла, как эта женщина способна убить собственного ребёнка. Однако она, не задумываясь, готова убить моего ребёнка, и Ава всё это время знала о её планах.

Если бы мы поменялись с ней местами, если бы Каллиопа держала в заложниках Генри, я бы никогда так не поступила с Авой. Я бы никогда не предала её и не позволила бы Каллиопе убить её ребенка.

— Очень грубо с твоей стороны, — пропела Каллиопа, а мой живот снова сжался. Она не убьёт ребёнка. Я не позволю.

— Мне нужно в туалет. — Я попыталась встать.

Каллиопа махнула рукой и принялась распаковывать корзинку. Кронос протянул мне руку, но я отмахнулась.

— Думаю, до ванной я дойду сама.

Ходить по комнате стало тяжело с августа, тело с каждым шагом напрягалось, но я не сдавалась. Моя темница роскошной не была, но это и не бетонная камера с тонким матрасом и безобразным туалетом. Мне досталась нехитрая спальня с ванной; она располагалась на одном из верхних этажей, из-за чего побег из окна попросту невозможен. Даже если я бессмертная, кто знает, относится ли то же к малышу. Если у Каллиопы и вправду теперь есть оружие, способное убить даже бога, то бессмертие перестало иметь значение.

Когда я ещё могла свободно двигаться, то несколько раз пыталась уйти, но рядом всегда находились Кронос, Каллиопа или Ава. Как-то раз я добралась до самого пляжа, однако не умела плавать, о чём мои похитители знали. Может, Совет и считал этот остров тюрьмой Кроноса, но теперь мы делили эту тюрьму на двоих.

Закрыв за собой дверь, я опустилась на край ванной и обхватила голову руками. Во мне вспыхнуло разочарование, угрожая вылиться в нескончаемый поток слёз, и я попыталась успокоиться. Мне нужно хоть чуточку побыть одной, а если Каллиопа услышит плач, то, несомненно, зайдёт в комнату.

— Генри. — Я зажмурилась и попробовала представить его. — Пожалуйста. Помоги.

Наконец я погрузилась в видение. Спустя почти год в этой дыре я научилась управлять ими, однако приходилось постараться, чтобы увидеть то, что творилось где-то далеко. Вокруг появились три стены в золотистых обоях, а четвёртая превратилась в сплошной ряд окон, как тогда, во дворце Генри. Вместо чёрной скалы я увидела бесконечное голубое небо, а окна заливал яркий солнечный свет.

— Что ты натворил?!

Моё внимание привлёк голос Генри, и я обернулась. Он держал Уолтера за лацканы пиджака, глаза горели такой яростью и силой, какой я никогда не видела.

— Это было необходимо, — нерешительно произнёс Уолтер. Даже он казался испуганным. — Ты нужен нам, брат, и если, чтобы ты понял, требовалось…

Генри швырнул Уолтера об стену с такой силой, что та сломалась и пошла паутиной трещин.

— Ты поплатишься за это, — прорычал он.

— Хватит, — раздался голос моей матери, и оба брата повернулись к ней. Она выглядела бледной и сложила руки перед собой, как делала всякий раз, когда пыталась держаться собранно. — Мы спасём Кейт. Время ещё есть, и чем больше мы тратим его на…

— Нам нельзя рисковать всей проделанной работой ради одной жизни, — ответил Уолтер.

— Я рискну, — огрызнулся Генри.

Уолтер покачал головой.

— Слишком опасно идти одному.

— Один он не пойдёт, — возразила мама. — Если ты дорожишь своей властью над Советом…

Мышцы спины и живота вдруг сократились, и боль вытянула меня из видения. Оказавшись снова в ванной, я негромко всхлипнула. Мама ошибается… Времени больше нет. Роды уже начались, как бы я ни пыталась оттянуть время. Каллиопа убьёт малыша, и некому будет её остановить. Даже если кто и явится ко мне, это уже не имеет значения. Даже если Генри и маме как-то удастся пробраться на остров, нет гарантий, что они справятся с обороной Кроноса, да и к тому времени будет уже слишком поздно.

Ребёнок толкнулся, и я сказала себе собраться с силами. Я должна. Мне нельзя опускать руки. От меня зависит жизнь малыша.

— Прости, — прошептала я, осторожно коснувшись живота там, где он пихнулся. — Я люблю тебя, хорошо? Обещаю, я буду бороться до тех пор, пока ты не окажешься в безопасности.

В дверь постучались, и я подпрыгнула.

— Не думай, что ты родишь в ванной, — произнесла Каллиопа. — Этот ребёнок не вылезет, пока я не скажу.

— Минутку, — отозвалась я и включила кран, чтобы никто меня не слышал. Это ничуть не помогло, но мне хватило и видимости того, что могу уединиться.

Снова опустившись на ванную, я погладила живот.

— У тебя замечательный папа, и скоро ты с ним увидишься, слышишь? Он помешает Каллиопе, он намного сильнее меня. Как и вся семья. Наверное, сегодня будет страшно и больно… Ну, мне будет больно, тебя-то я не позволю тронуть, но в итоге всё будет хорошо. Обещаю.

Это было не пустое обещание. Даже если я всё-таки умру, Каллиопа не коснётся моего ребёнка. Чего бы это ни стоило.

***

Роды происходили так быстро, что я едва успела выйти из ванной комнаты. Каллиопа ничуть не помогала, не давала лекарств и не говорила ободряющих слов; Кронос, хоть и держался рядом, молчал, а время между схватками становилось всё короче и короче. Они знали, что за мной придут. Иной причины вызывать преждевременные роды не было, и я понимала, что Каллиопа не откажется от возможности сделать мне как можно больнее.

Я сдерживала крики. Даже в самые последние минуты, когда ребёнок буквально разрывал моё тело, я стискивала челюсти и превозмогала боль. С тех пор как стала бессмертной, единственное, что приносит страдания, это Кронос, но, похоже, что роды стали ещё одним исключением. Тело причиняет боль самому себе, и бессмертие тут не помогает.

Когда ребёнок, наконец, родился, я ощутила, будто сердце вырвали из груди и отдали Каллиопе. Она выпрямилась, и в горле образовался ком, когда я увидела, как она держит морщинистого, окровавленного младенца.

— Это мальчик, — произнесла она и улыбнулась. — Прекрасно.

Почему-то, несмотря на слова, которые я ему шептала, несмотря на то, как иногда часами он пинался, и несмотря на то, как долго я его вынашивала, всё происходящее не казалось настоящим. Но теперь…

У меня родился сын. Мой сын.

И Каллиопа хочет убить его.

Чтобы перерезать пуповину и закончить роды, ей не понадобились никакие инструменты; в мгновение ока всё оказалось чистым, а ребёнок был завёрнут в белоснежное одеяло. Она обняла малыша так, словно делала это тысячу раз, и оставила меня одну в кровати.

— Стой, — сдавленно произнесла я. Я очень устала и была вся в поту, но, превозмогая боль, изо всех