Стефани Майер - Сумерки (пер. Аделаиды Рич)

Ознакомительный фрагмент

Я протянула «бегунок» учителю — это был высокий лысеющий мужчина, табличка на его столе гласила «Мистер Мейсон». Прочитав мое имя, он без стеснения стал меня разглядывать. Обескураживающее начало — я, разумеется, тут же покраснела, как помидор. Но зато он просто отправил меня на свободное место на последней парте и не заставил представляться классу.

Моим новым одноклассникам было трудно глазеть на меня, сидя спиной, но каким-то образом они все равно умудрялись это делать. Я не поднимала глаз от списка литературы, который выдал учитель. Он был незамысловатым: Бронте, Шекспир, Чосер, Фолкнер. Все, что я уже читала. Это успокаивало, но одновременно навевало скуку. Интересно, мама согласится прислать папку с моими старыми сочинениями или решит, что это жульничество? Пока учитель бубнил свое, я мысленно подыскивала аргументы для спора с ней.

Когда прозвенел — скорее, гнусаво прожужжал, — звонок, через проход к моему столу наклонился долговязый парень с проблемной кожей и лаково-черными блестящими волосами.

— Ты ведь Изабелла Свон, верно? — похож на благовоспитанного «ботаника», всегда готового кому-нибудь чем-нибудь помочь.

— Белла, — поправила я его. Все и каждый в радиусе трех парт тут же развернулись и стали смотреть на нас.

— Где у тебя следующий урок? — спросил он.

Я полезла в сумку.

— Обществознание у Джефферсона, в шестом корпусе.

От любопытных глаз некуда было деться.

— Я иду в четвертый, могу показать тебе дорогу… — Да-а, чрезмерно благовоспитаный. — Я Эрик, — добавил он.

Я нерешительно улыбнулась.

— Спасибо.

Мы взяли куртки и вышли на улицу — там снова шел дождь. Я могла бы поклясться, что несколько человек позади нас нарочно держались поближе, чтобы подслушивать. Надеюсь, это не было признаком надвигающейся паранойи.

— Здесь совсем не похоже на Финикс, правда? — спросил Эрик.

— Абсолютно.

— Там ведь не так сыро?

— Да, там дождь идет три-четыре раза в год.

— Ничего себе! И как же это? — поразился он.

— Солнечно, — ответила я.

— А ты не очень-то загорелая.

— У меня мама — наполовину альбинос.

Он долго с опаской изучал мое лицо, и я вздохнула. Наверное, от здешнего влажного сумрака плесневеет чувство юмора.

Через пару месяцев и я забуду о том, как пользуются сарказмом.

Мы обогнули столовую и направились в сторону спортзала. Эрик проводил меня до самых дверей, хотя цифра «шесть» на углу здания была видна издалека.

— Ну, удачи, — произнес он, и, когда я протянула руку к двери, с надеждой добавил: — Может быть, у нас еще какие-нибудь уроки совпадут.

Я туманно улыбнулась и зашла внутрь. Остаток утра прошел так же, как начался. Учитель тригонометрии мистер Варнер, которого я все равно возненавидела бы только за то, что он вел ненавистный мне предмет, единственный из всех преподавателей поставил меня перед классом и попросил представиться. Я что-то мямлила, краснела и запуталась в собственных ногах, возвращаясь на место.

После двух уроков кое-кого из ребят я уже узнавала в лицо — это были храбрецы, которые сами подходили знакомиться. Они неизменно спрашивали, как мне нравится Форкс. Я старалась быть вежливой, поэтому по большей части приходилось лгать. Зато мне ни разу не понадобилась карта.

Одна из девочек сидела рядом со мной и на тригонометрии, и на испанском. Мы вместе пошли в столовую на обед. Она была совсем крошечной — на полголовы ниже меня, а во мне всего метр шестьдесят. Неукрощенная копна ее темных вьющихся волос, впрочем, скрадывала разницу в росте. Мне никак не удавалось вспомнить ее имя. Пока она болтала об учителях и уроках, я просто улыбалась и кивала, не следя за темой разговора.

Мы уселись в конце длинного стола, занятого ее многочисленными друзьями. Девочка представила их всех, но имена тут же вылетели у меня из головы. Кажется, на них произвела впечатление ее отвага — она решилась заговорить со мной первой! Парень с английского, Эрик, помахал мне с противоположного конца зала.

Именно здесь, в школьной столовой, пытаясь поддержать беседу с семью почти незнакомыми, сгорающими от любопытства людьми, я впервые увидела их.

Они сидели в самом углу, так далеко от меня, насколько это вообще было возможно в длинном зале. Их было пятеро. Они не разговаривали и не ели, хотя перед каждым стоял поднос с нетронутой едой. Они не таращились на меня, как остальные, так что можно было беспрепятственно их рассматривать, не опасаясь встретить заинтересованный взгляд в ответ. Но не это привлекло к ним мое внимание.

Казалось бы, они ничем не походили друг на друга. Первый из трех парней, с темной курчавой головой, напоминал чемпиона-тяжеловеса — настоящая гора мышц. Второй, яркий блондин, был выше и стройнее, хотя тоже мускулист. Третий был тонким и легким, не таким крупным, как первые двое, с отливающими медью растрепанными волосами. Рядом с товарищами он выглядел подростком, тогда как те могли бы сойти за студентов или даже за здешних молодых преподавателей.

Девушки были полной противоположностью друг другу. Одна из них — высокая и статная — была великолепно сложена. Такие фигуры обычно украшают собой обложки изданий вроде «Спортс Иллюстрейтед — спецвыпуск Купальники». Любая из нас получит щелчок по женскому самолюбию, оказавшись с обладательницей подобного богатства в одной комнате. Ее золотистые, мягко вьющиеся волосы спускались ниже лопаток. Вторая, маленького роста, худая до невозможности и с мелкими чертами лица, походила на эльфа. Ее черные, цвета воронова крыла волосы были коротко острижены и торчали в разные стороны.

Но в чем-то главном они были схожи. Все были бледны, как мел, бледнее любого в этом зале, бледнее меня — почти альбиноса. Несмотря на разный цвет волос, у всех были очень темные глаза, а под глазами — мрачно-багровые, как синяки, тени. Словно они не спали ночь или получили перелом носа. Однако их носы были совершенно ровными и прямыми — безупречными, как и все черты их лиц.

Но не потому я не могла отвести от них глаз.

Я смотрела на них, потому что их лица, такие разные и в то же время такие похожие, притягивали взгляд опустошающей, нечеловеческой красотой. Такой не встретить нигде, кроме отретушированных страниц модных журналов. Или картин старых мастеров с изображениями ангелов. Было трудно решить, кто красивее всех — великолепная блондинка или медноволосый юноша.

Все они смотрели куда-то в пространство, не видя, казалось, ни друг друга, ни остальных учеников — вообще ничего в этом зале. Пока я их разглядывала, невысокая девушка встала и, взяв поднос, — неоткрытая кола, ненадкушенное яблоко — направилась прочь быстрой и грациозной походкой, словно шла по подиуму. Я провожала ее глазами, зачарованная этим легким шагом танцовщицы, пока она не опрокинула поднос в мусорный контейнер и не выскользнула в двери настолько быстро, что я едва успела заметить ее движение. Мои глаза поспешно метнулись назад — оставшиеся четверо даже не изменили позы.