Враг моего сердца - Елена Сергеевна Счастная

нашлось: под огромным выступом скалы. И, кажется, не они первые отыскали этот гранитный навес. Остались на нём с неких стародавних времён следы копоти: значит, и костры под ним разводили. А что: место удобное – почти пещера, хоть и неглубокая, да от дождя скрыться и у огня одежду обсушить можно.

– Тут и остановимся, – распорядился Леден, глянув в стремительно темнеющее небо. – Думаю, завтра к веси выйдем. Она в той стороне недалёко от реки стояла.

Он махнул рукой на запад, а Елица, совершенно онемевшая уже от холода, только вяло проследила за его жестом. Леден вдруг присмотрелся к ней внимательно, словно только что заметил, что она уже давно молчит и трясётся, как лист на ветру. Ни слова не говоря больше, он втолкнул её в пещеру и усадил у стены, отобрав заплечный мешок и свёрнутые, укрытые рогожей сверху одеяла.

– Сейчас огонь разведём… Сейчас, – забормотал успокаивающе. – Ты сиди, не беспокойся.

От его размеренного тихого голоса сразу в сон потянуло. Княжич пошарился в мешке и удовлетворённо хмыкнул, обнаружив там горшочек и свёртки с едой да бересту. С долей уважения глянул он на Елицу и улыбнулся. Только с сомнением посмотрел наружу: где теперь сухие дрова искать? На ходу снимая с пояса нож, что чудом оказался ещё при нём – единственное оружие – Леден вышел из укрытия, скрылся за изгибом горной стены. И послышался мерный стук, от которого Елица чуть приободрилась, зашуршали ветки и трава под шагами княжича. Скоро он вернулся с охапкой нарезанного с деревьев сушняка и собранного валежника. Она и заметить не успела, как Леден, ловко уложив ветки шалашом поверх бересты, разжёг огонь. Дрова возмущённо зашипели поначалу, поплевались искрами и смолкли, ровно разгоревшись. Поползло в стороны благостное тепло и чуть едкий дым. Но и так хорошо.

– Ты раздевайся, – Леден, удостоверившись, что пламя не погаснет, обернулся на Елицу, которая уже начала потихоньку подтягиваться ближе. – Одежду развесь поближе к костру, а сама в одеяло заворачивайся. Я отлучусь ненадолго.

Он порывисто встал и снова ушёл. И стало без него вдруг так страшно: близилась ночь. И представить теперь захочешь – не представишь, как бы она одна тут в лесу, в темноте, до утра мыкалась бы. В животе тоскливо урчало: весь день она бродила по лесу то одна, то с княжичем – о еде и не задумывалась даже, настолько сильно сковал всё тело холод и хотелось уже куда-нибудь прийти. Не переставая поглядывать в тёмный сосновый бор, что окружал пещеру, Елица стянула сырой плащ, а за ним и остальную одежду, оставив только исподнее и сапожки на ногах с онучами под ними – они-то почти не промокли: на совесть сшиты. Дрожь постепенно начала спадать, запахло сырой рогожей от развешенного на каменном выступе и начавшего прогреваться плаща. Потеплел наконец даже кончик носа, и Елица зашевелилась, подумывая, как бы ей справить хоть какую-то вечерю так, чтобы одеяло с неё не сваливалось. Ей всё же удалось кое-как закрепить его узлом через плечо и пояском от рубахи. И пока она доставала из мешка хлеб, вяленое мясо и кашу в небольшом горшочке, что собрала для неё Мира, вернулся Леден.

Был он в одной сырой рубахе и кое-как почищенных портах. В руках нёс свои сапоги и ещё охапку веток. Сам он отмылся, видно в речке: вода до сих пор капала с его чистых теперь волос, что завивались мягкими волнами вокруг лица.

– Не боишься застудиться? – Елица с опаской посмотрела на него.

Искупался ведь в холоднющей воде да шёл ещё сколько под ветром.

– Не боюсь, – он усмехнулся. – Только не застудиться. А вот за тебя вовсе не уверен. Согрелась? Ты уж прости… – он снял рубаху и кое-как развесил её на неровных камнях. – Но так быстрее высохнет.

Елица, отводя взгляд, протянула ему второе одеяло, которое прихватила как будто на всякий случай. А вот же и пригодилось.

Пока княжич кутался в него, устраивался рядом, подогрелась у огня каша: решили повечерять пока только ей и частью хлеба. Елица присела у костра, пытаясь краями одеяла подхватить горячий горшочек так, чтобы не обжечься. Зашипела, когда жар всё же добрался до пальцев. Леден, наблюдая за ней, чему-то улыбнулся. Елица опустилась подле него и подала ложку, а после только спохватилась: одеяло расползлось в стороны, открывая её едва не до подмышки самой. Княжич, коротко скользнув в прореху взглядом, нарочно отвернулся, пока она не оправилась, мысленно браня непогоду и саму себя за невнимательность.

– Так ты что же, и правда ничего не помнишь? – заговорила, пытаясь замять неловкость.

– Смутно, – Леден повёл плечом, зачерпывая кашу из горшочка. – Помню, звала она меня. Да так ясно… Словно знакомым голосом, – он смолк на миг и перехватил её взгляд. – Как и куда шёл, не помню уже. И вот ведь… Далеко забрался. Чудно, что ты меня отыскала, когда сама заблудилась.

– Леший меня водил, – Елица вздохнула. – Думала, погубить хочет, а вон на тебя вышла.

– Как выберемся, требы ему принесу, старику, – усмехнулся княжич. – В благодарность.

– Если бы я ещё знала, куда идти…

Они столкнулись ложками на дне горшочка, и Леден убрал свою, предлагая доесть. Ему одному и целого было бы мало, а тут и половины не досталось. Елица всунула посудину ему в руку и тут же отвернулась, давая понять, что возражений не примет.

После скромной вечери они выглянули наружу, постояли под дланью скалы: дождь как будто начал стихать, а потому можно было надеяться утром пойти почти посуху. Пришло время спать укладываться. На камнях, конечно, не больно-то разлежишься. Елица обречённо пощупала свою одежду: она была по-прежнему влажной. В такой за ночь замёрзнешь. Леден скинул с себя одеяло и расстелил у огня поверх куска рогожи.

– Эх, жалко, войлока ты с собой не захватила.

Он улыбнулся ободряюще, но легче совсем не стало.

– Ты как же? – спросила Елица неуверенно, страшась того, что от него услышит.

– Да как-то справлюсь, – он махнул рукой безразлично. – Только позволь хоть рядом лечь.

Она устроилась на тонкой, совсем не спасающей от мелких камней и выступов на неровном полу пещеры, подстилке. Замерла, подумывая, не надеть ли всё же рубаху, но как представила, что сырая липкая ткань прильнёт к коже, сразу отказалась от этой мысли. Леден притулился рядом, спиной к её спине, подкинув перед тем чуть подсохших веток в огонь. От кожи его сквозь одеяло поползла было прохлада, но после пропала. Кажется, он уснул даже, а может, просто застыл в неподвижности, стараясь сохранить хоть какое-то тепло. Елица чувствовала, как перекатываются