Загнанная для дракона - Кристина Юрьевна Юраш

— сдался Хассен, не выдержав моего взгляда. — Я бы даже скандалом это не назвал!

«Маленькая», — прошипело внутри.

Он отдал её на растерзание как «дичь», а называет это «размолвкой»?

— Так, немного не сошлись во мнениях, — сдавленно произнес Хассен.

“Так бы и свернул тебе шею… Прямо здесь. Прямо сейчас!”, — смотрел я на Хассена.

Нет, может, и правда, свернуть? Давай, граф. Дай мне только предлог.

— А родственники у неё есть? — спросил я. — Может, сбежала к ним?

— Уже нет… — граф замялся, потом резко добавил: — Я вам говорю! Её похитил псих! Он бросил её в пропасть!

— Даже так? — почти хором удивились я и Эрдингер.

— Да, только фамильный медальон показывает, что она жива. Она не погибла! — твердо произнес Хассен.

— Так, с этого места поподробней. Как вы узнали, что ее похитили? — спросил я.

— Он написал мне письмо о том, что требует выкуп, — сглотнул Хассен. — Он хочет получить… фамильный артефакт!

— И почему вы его не отдали? — спросил я.

— Я отдал! — вспылил Хассен. — Я готов все отдать за свою жену! У меня такое чувство, что вы здесь просто… просто издеваетесь надо мной…

Ну ты еще расплачься, тварь!

— Вот! — выложил Хассен мою записку. — Вот что он прислал мне! И вот! Их тут две. В одной он предлагает отдать ее за выкуп. Во второй указывает место встречи!

Я взял записки и медленно перелистнул.

Каждое слово — мой почерк.

Каждая строчка — насмешка над ним.

А он — сидит, дрожит, умоляет, будто верит, что я помогу.

— Отлично! — усмехнулся я, беря свои записки и складывая их Эрдингеру. — Уже какая-то зацепка. Благодарю, граф. Мы сделаем всё возможное, чтобы отыскать вашу супругу.

Хассен поднялся, надеясь на ободряющее слово, на обещание.

Я же лишь проводил его взглядом — без жалости, без ненависти.

С презрением.

Вот есть же у подонков странная особенность. Когда смерть нависает над ними и ждет предлога, они начинают вести себя безупречно.

Как только дверь закрылась, я повернулся к Эрдингеру:

— А ты переживал, что у него останутся улики с моим почерком, — насмешливо заметил я, поджигая бумаги на свечке.

А я уже думал только о ней.

О том, как она сейчас сидит в той комнате, сжав колени, дрожа от холода, стыда… и желания.

О том, как её тело помнит мои руки… И я бы сейчас жизнь отдал бы за одну такую ночь… Чтобы она лежала рядом, чтобы я вдыхал ее запах. Без принуждения. Без угроз. Только она и я.

Глава 66

Я закрыла глаза — не от усталости, а чтобы снова увидеть Рори. Я очень за нее переживала. Мне казалось, что ее судьба — это отражение моей судьбы. И мне очень хотелось, чтобы она была в порядке.

Образ вспыхнул почти сразу, будто пламя уже ждало моего вопроса. Я не представляла — я вызывала. И магия, что теперь жила во мне, откликнулась без колебаний.

Передо мной раскрылась комната, залитая мягким светом. Не солнцем — нет. Свет исходил из кристаллов, вделанных в стены, от пола до сводов. Они мерцали, как звёзды, лёгкие и тёплые. От каждого из них тянулась нить к телу, лежащему на белоснежной кровати. Магия медленно втекала в вены Рори, а там, где нити впивались в кожу, светились вены.

Она спала. По крайней мере, глаза ее были закрыты.

Лицо — бледное, почти прозрачное, но без боли. Раны на щеках и шее уже не кровоточили; кожа затягивалась, как будто время над ней сжалилось и пошло назад. Грудь поднималась ровно, спокойно. Руки лежали на белоснежном покрывале — свободные, без кандалов, без следов страшных зверств.

Вокруг неё двигались люди в хламидах цвета первого снега. Молчаливые, точные, без жалости и без торопливости. Их прикосновения — не вторжение, а возвращение ей прежнего тела и прежнего облика.

Я вздохнула с облегчением. Впервые за эти дни — по-настоящему.

Но покой длился недолго.

И тут я вспомнила про обмен меня на артефакт. Я хотела знать, хотела быть готовой.

Я воскресила в памяти лицо Хассена и стала всматриваться в пламя. Оно, казалось, раздвинулось, словно приглашая меня заглянуть в незнакомое место.

Кабинет. Тяжёлые портьеры, запах воска и чернил. Кучи папок, бумаг и серые стены. Словно они веками несли бремя решений, после которых душа не спускалась в ад — она оставалась в этих стенах, превращаясь в очередной том в бездонных шкафах.

И Хассен.

Он сидел в кресле, будто всё ещё граф, будто ничего не случилось. Но в его голосе — трещина.

— Тайная канцелярия должна мне помочь! — настаивал он, сжимая кулаки. — Мою жену похитили!

Слово ударило, как лёд в грудь. Тайная канцелярия.

Я похолодела так, что меня затрясло.

Эти слова шептали в замке, когда гасили свечи. «Туда заходят, — говорила служанка, пряча глаза. — Оттуда не выходят». Хассен однажды, выпив, бросил: «Это не тюрьма. Это место, где перестаёшь быть человеком. Где тебя не убивают — тебя разбирают на части, пока не найдут правду. Даже если ты спрятал ее так глубоко, что не помнишь сам».

Я помнила историю леди Вейлен. Она исчезла после доноса. Её дочь ждала год. И ни слова. Ни намёка на ее судьбу. Пропала без вести. Но все знали, что за этим стоит тайная канцелярия.

И вот он, Хассен, просит их о помощи в моих поисках.

В горле пересохло. Я почувствовала, как внутри всё сжимается — не от страха за себя, а от ужаса перед тем, что я могла бы увидеть дальше.

Тут дверь в кабинет распахнулась.

Вошёл мужчина.

Он вошёл — и мир сжался.

Не человек, а архитектура власти, облачённая в чёрное. Рост — такой, что ему пришлось немного пригнуться в дверях. Плечи — широкие, волосы короткие, тёмные. Лицо — скульптурное, но без мягкости. Брови — чёрные, как смоль, с тонкой белой полосой над левой, словно судьба решила добавить свой штрих.

Губы — сжаты в линию, но в уголке — тень улыбки, что никогда не касалась глаз. Глаза казались светло-карими. Почти янтарными.

Атмосфера в кабинете изменилась.

Хассен вскочил — не от вежливости, а как пружина, сжатая до предела. Его колени хрустнули. Губы побелели. Он попытался вытянуться во весь рост, но тело