Вороны Вероники - Дарья Алексеевна Иорданская

Альдо вернулся несколько часов спустя, мрачный, залпом выпил бокал вина, а после сел прямо на пол, положив голову Дженевре на колени. Она робко коснулась волос мужа.

- Джанлу умер.

Альдо и сам не ожидал, что гибель поэта окажет на него такое воздействие. Он Джанлу всегда недолюбливал, видя, какое удовольствие приносят тому жестокие шутки. И все же, злой язык не мог, не должен был стать причиной ужасной смерти.

Говоря о друзьях, Альдо прежде всего имел в виду Рауле Басси. Его он застал дома, в небольшом особняке у моста Любовников. Все в доме было погружено в полумрак, и сильно пахло благовониями. Сладкие, экзотические запахи не могли перекрыть тяжелый дух болезни. Сам Рауле был пока здоров и, несмотря на изможденный, издерганный вид, работал. Вся его одежда была в свежей краске.

- Фьяметта.

Старая его любовница, дочь мельника, успевшая к двадцати четырем годам побывать и честной женой городского булочника, и куртизанкой, и герцогской возлюбленной, и снова куртизанкой. Она была из тех женщин, чья любовь выпивает все соки из мужчины. Четырежды Рауле порывал с ней, любил и ненавидел, менял на новую, и вот — она умирала в спальне, а Альдо смотрел на последний ее портрет. Огромные синие глаза на бледном изможденном лице. Скорбь, несчастное, нелюбимое дитя Любви и Силы.

Тогда же Альдо узнал о Джанлу. Веселого, злого, едкого, слишком острого на языке поэта и памфлетиста разорвала на части толпа, над которой он глумился. Та самая, что не больше недели назад им восхищалась, превознося до небес.

- Думаю, - сказал Рауле, - он был болен и не хотел гнить заживо. Лучше уж умереть красиво.

Альдо всерьез сомневался, что где-то существует «красивая» смерть.

- Я написал Мондо, - грустно улыбнулся Рауле. - Сказал ему не возвращаться.

Сам он покидать Сидонью не собирался. Фьяметта окутала его по рукам и ногам. А может, это сделал сам город. Сидонья была ревнива и не любила выпускать своих детей на волю.

Альдо вздрогнул, почувствовав нежное прикосновение к щеке. Вскинул взгляд и встретился глазами с Дженеврой.

- Едва ли, синьор мой, ты можешь что-то сделать, - сказала его мудрая юная жена.

- Верно, - согласился Альдо, глядя завороженно на обрамляющие лицо кудри. Их цвет все еще был для него загадкой.

- Что будет с городом? - спросила Дженевра тихо, продолжая ласкать пальцами его кожу.

- Город оживет однажды, - Альдо улыбнулся слабо. - Он всегда восстает из пепла, словно сказочный феникс. Но уже без нас. Идем, дорогая моя. Нам нужно спешить.

* * *

Выбираться на остров Нищих решили вечером следующего дня. Город бурлил, и можно было пока не опасаться, что они привлекут излишнее внимание. Городская стража была занята беспорядками на улице и оставила мосты и каналы. Кому, здраво рассуждали они, может понадобиться перебираться в такое время на проклятый выжженный остров? С другой стороны следовало поспешить. Еще пара дней, и всю Сидонью охватит пламя, в фигуральном, а то и в буквальном смысле.

Обернувшись людьми они оделись. В мужском платье, на котором настоял Альдо, Дженевре было неудобно. Рейтузы обтягивали ногу куда плотнее чулка, а куртка была короткой и едва доходила до середины бедра, так что, кажется, все было напоказ. Однако за эти неприятные ощущения Дженевра сполна была вознаграждена горящим взглядом Альдо.

- Ты должна так одеваться чаще, - выдохнул он, целуя жену, и ловко спрятал косу под берет. - Идем. И не отставай, в городе сейчас слишком опасно.

Дженевра и сама жалась к нему, испуганная тем, как изменилась за считанные дни привычная и, казалось, до последнего камня знакомая Сидонья. Словно в конце карнавала слетели маски, и настоящее лицо твоего партнера по танцам оказалось исключительно уродливым. В городе плохо пахло: гарью, болезнью и нечистотами, и решение уехать было единственно верным.

Мост на остров Нищих оказался разрушен, его концы, как гнилые, обгоревшие зубы торчали вверх. К счастью копатель, которого Альдо нанял, дав скромный задаток и пообещав щедрую плату, где-то раздобыл лодку. Дженевра боялась, что мужчина не придет, сбежит с деньгами, решив что скромная синица в руке лучше раззолоченного журавля в небе. Альдо покачал головой: «Копатель побоится обманывать мага», и оказался прав.

Дженевра забралась в лодку, села на носу, вцепившись в влажные, тронутые плесенью борта, и они отчалили, чтобы спустя несколько минут пристать к знакомому галечному берегу. Руины замка были теперь еще больше разрушены, и камень хранил следы свежего пожара.

- Нам нужно туда, - Альдо указал на нагромождение скал чуть левее. - Лодку спрячем, уйдем на ней обратно.

Кладбищем был теперь весь остров, его следовало бы переименовать в остров Мертвецов. Пусть тел и не было, но их присутствие ощущалось физически. Здесь сам воздух был мертв и тяжел, им неприятно было дышать. Впервые Дженевре пришло в голову, что у смерти есть своя особая аура, атмосфера, отравляющая все живое. С острова хотелось уйти как можно скорее.

- Это здесь, - Альдо указал на развалины часовни или склепа. Две стены обвалились, третья угрожающе накренилась. В полу чернел зев, путь в Бездну.

Дженевра сжала руку мужа.

- Там опасно?

- Нет, не думаю, - покачал головой Альдо. Она еще недостаточно хорошо его знала, чтобы казать, соврал или нет. - Придется спуститься на пару ярусов. Там темно и дурно пахнет, вот и все неприятности.

Дженевра заглянула в темноту и невольно отступила. Альдо с улыбкой коснулся ее щеки.

- Жди здесь. Если кто-то появится — свисти.

Свисток был теплый и гладкий наощупь. Дженевра сжала его в руке, словно это было ее единственное спасение. Альдо с копателем спустились в могильник, а она прислонилась к той стене, что выглядела наиболее надежной, и приготовилась ждать.

Время тянулось медленно. Сперва опустились сумерки, за тем совсем стемнело, и Дженевра зажгла волшебные огни. Их нелегко было разглядеть с воды и уж тем более с другого берега. От реки поднялся густой туман, и в нем чудилось что-то: то огни, то фигуры. Потом один из этих «призрачных» огней стал ярче, отчетливее, и из тумана выступила Джованна.

Она была бледна даже в неверном свете факела. Дешевое платье сидело на округлившейся с годами фигуре плохо, оно осталось с тех времен, когда семья Карни, зарабатывая горсть медяков, ютилась на чердаке. Только цветы на груди пылали ярко, и так же ярко — и жутко — горели глаза. Дженевра была рада, что