Маша без медведя-2 - Ольга Войлошникова

Но стараются вывернуть его в иную сторону. Потому они и неправильные.

— Поразительно, — повторил он.

— Вы погодите поражаться, давайте дело закончим. Использованную воду нужно слить. Ванную и початый бак чистой святой водой омыть, не менее чем дважды. И тоже слить. А вот камень трогать категорически не советую. Подозреваю, что он — колдун — вполне может выскочить и прилипнуть к кому-то ещё.

— И что же делать?

— Я думаю. И вы думайте тоже. Каким способом можно уничтожить камень, окончательно и бесповоротно?

— Измельчить? Истереть в крошку.

— Вариант. Но есть опасения. Уж больно злой он был, да и за жизнь привык цепляться. Сколько, интересно, он тел успел сменить, что про него местные легенды появились?

Евстафий Ильич зябко поёжился.

— А если эта пыль начнёт… я не знаю… каким-то образом причинять зло? — вслух рассуждала я. — А если, не дай Бог, в лёгкие кому-то попадёт и оттуда опять поползёт?

Что будет, если колдун захватит не одного человека, а нескольких, я думать вообще не хотела. И чтобы это ходило со мной по одному городу и вообще по одной земле, я тоже не хотела, категорически.

— Расплавить? — предложил хозяин.

— Это ж какие температуры нужны!

— Допустим, в специальную печь кинуть? Я мог бы договориться.

— А если он повредит печь? Устроит напоследок промышленную катастрофу? С человеческими жертвами?

— Вулкан, — сказал голос у нас из-за спины.

В ТАКОЙ СИТУАЦИИ ПРИХОДИТЬ В СЕБЯ НУЖНО БЫСТРО

Мы синхронно обернулись. У двери, ведущей во внутренние помещения дома, стоял Сергей. Выглядел он куда лучше, чем в мой первый визит в эту комнату, однозначно. Но далеко не идеально.

— Серёжа! Зачем ты поднялся⁈ — подскочил Евстафий Ильич.

— Да невозможно же лежать, папа. Ну, похож на скелет. Но лёжа в постели мышц не восстановишь.

Он и впрямь был похож на скелет, дорогой костюм болтался на нём, как на вешалке. Зато он явно как следует отмылся и привёл в порядок голову (я имею в виду чисто внешне — причесался, усы, бороду подправил). Однако, вокруг глаз лежали тёмные тени — сразу такое не проходит.

Сергей прошёлся мимо нас, с деланной беспечностью сунул руки в карманы, развернулся к столу…

— Не подходи! — я воскликнула, и одновременно, заставив вздрогнуть обоих мужчин, камень в стакане дёрнулся и стукнулся о стенку. — Не приближайся к нему категорически!

Сергей страшно побледнел и отступил назад.

— Он настроен на тебя, он тебя чувствует. И он хочет вернуться.

— Господи, помилуй! — размашисто перекрестился старший ювелир. — Уйдём отсюда?

— Нет, — я чувствовала, что там, за стеклом стакана, эта чёрная душа издевательски смеётся над нами. — Нельзя отсюда выходить. Тогда он притянет любого ближайшего человека, и всё опять по кругу… Так. Евстафий Ильич, обратно открывайте книгу! Вы читаете евангелие, не встаёте с кресла и никому не позволяете входить в комнату.

— Читаю вслух?

— Вслух. Сергей, мы с вами берём Валеру и едем к реке.

— К реке? — хором удивились оба.

— Да. Я всё объясню, когда мы завершим это дело. Боже милостивый, кто бы мог подумать, что я ввяжусь в такое…

Автомобиль младшего Скворцова явно был выпендрёжным. Вытянутый, хищный, тёмно-синего мерцающего цвета с металлическим отливом. Валера (на все руки мастер) сидел за рулём, невозмутимо поджидая пассажиров. Выходили из особняка мы, понятное дело, через парадный вход для жильцов, но под тенью.

— А что, пальто нам не нужно? — притормозил Сергей.

— Не нужно, не нужно! Время!

Мы сели в машину, и я мгновенно распространила прикрывающую нас тень и на неё тоже.

— Валера, теперь очень внимательно. Имейте в виду, что нас никто не видит. Совсем.

Он обернулся и посмотрел на меня совершенно круглыми глазами:

— Вы серьёзно?

— Абсолютно. Для прочих участников движения нас нет. Постарайтесь довезти нас живыми. Берег реки, любая площадка или карман, желательно побезлюднее.

— Понял.

— Мы в вас верим.

К нашему всеобщему счастью, движение в этих ленивых богатых кварталах было таким же ленивым. Да и погода сегодня не располагала. К реке мы подъехали в районе большой (очень большой), но практически пустой стоянки — дураков, желающих насладиться промозглым речным воздухом в сочетании с метелью, кроме нас не нашлось. К воде спускались ступени, украшенные внизу лежащими на постаментах львами. Спусков было много — шире или уже, рассчитанных на разные компании. Очень удобно.

— Валера, ждите! Сергей, идём.

Мы вышли из машины, выбрали крайний узкий спуск и пошли вниз по ступеням, облепленным снегом и немного льдом. Ширины лестницы едва хватало, чтобы идти рядом. От непосредственной близости реки мне стало вдруг легко и весело, всякую усталость как рукой сняло. Казалось, что здесь даже воздух искрится. Полететь бы над этой рекой! Сейчас я смогла бы невесомо, как ледяной дракон! Хотелось хохотать и порхать как бабочка. Удивительно, сколько разных чувств и желаний одновременно…

— А почему вы обращаетесь к Валере на «вы», а ко мне — на «ты»? — с непонятной для меня интонацией начал Сергей.

— Хм, действительно. Мы немедленно исправим это упущение.

— Нет-нет, напротив! Разрешите и мне обращаться к вам на «ты»!

— А мы вообще представлены?

— Э-э-э… Я помню вас в своей голове.

— Во-о-от. Именно поэтому я говорю тебе «ты», Серёжа. Можешь и ты отвечать мне тем же. После совместного брожения по колено в экскрементах это вполне допустимо. Маша, — я остановилась и протянула руку для рукопожатия, однако Сергей осторожно развернул её и прикоснулся губами к моим пальцам. Несколько дольше, чем того требовал местный этикет.

Это что — как будто бы ухаживание? Ну, прям оборжаться. Только что ведь пацан из дерьма выколупался…

Ой, извините. Это я непроизвольно на манеру речи выпившего дядьки Гроя сбилась.

Продолжая рассуждение — возможно, это такая ответная реакция организма на стресс? Говорят, бывает у спасшихся после страшных кораблекрушений и прочих катастроф — вроде как природное, оставить потомство или что-то в этом роде?

Я слегка усмехнулась:

— Это, конечно, мило, но я не испытываю влечения к ходячим скелетам.

Он слегка покраснел и отпустил мою руку.

— Я прошу прощения. Или не ст о ит? Может быть, это сон? Или я умираю, и всё это последний болезненный бред? Тогда спасибо, что он такой красивый.

— Да, вид на реку прекрасный,