Элли Каунди - Воссоединенные

Я не видел Ксандера с тех пор, как передал ему записку от Кассии. Через несколько дней после того, как я предложил Инди проникнуть за заграждения Камаса, Восстание отправило нас с доставкой лекарств. Мне кажется, у нее есть идеи насчет задания, но на все мои расспросы она пожимает плечами. — Возможно, они просто хотят посмотреть, сможем ли мы совершить посадку, — предполагает она, — ведь это один из самых сложных маневров в пределах города. — Но я вижу блеск в ее глазах, — значит, она что-то недоговаривает. Я беспокоюсь, но если уж Инди решила молчать, то расспросы продолжать бесполезно.

Нам удалось совершить посадку внутри заграждений, мы помогли Калебу перенести груз, и я передал послание Кассии. Приятно было снова увидеться с Ксандером, и он тоже был рад встрече. Интересно, как долго продолжалась его радость, после того как он заметил, что часть письма испорчена?

***

Основная часть полета, как обычно, происходит в небе.

Затем мы снижаемся. Я направляю корабль на заграждения. Хотя эти стены возвели при Обществе, Восстание оставило их на месте, чтобы оградить здоровое население от больных.

— Ория выглядит так же, как и остальные города, — разочарованно произносит Инди.

Я никогда не задумывался об этом, но она права. Это всегда была самая отличительная черта Ории: настолько совершенный ландшафт, в духе Общества, почти незаметный. Не как в Камасе, где в любой момент можно было сбежать в горы, или в Акадии, с ее скалистым побережьем Восточного моря, или в Центре, с его озерами. Средние провинции — Ория и Грандия, Брия и Кейа — выглядят, как близнецы.

За исключением одного пункта.

— У нас есть Холм, — рассказываю я Инди. — Ты увидишь его, когда мы подлетим ближе.

Я страстно желаю увидеть этот склон, поросший зелеными зарослями. Если уж я не могу увидеть Кассию, то этот Холм сейчас — вторая по важности вещь для меня. Ведь мы были там вместе с нею. Там мы прятались среди деревьев, и там впервые поцеловались. Я почти ощущаю, как ветер обдувает кожу, чувствую ее руку в моей руке. Я сглатываю комок в горле.

Но, когда мы делаем круг, готовясь к посадке в неверном свете сумерек, я никак не могу разглядеть, где же находится Холм. Инди первая замечает его. — Вон та коричневая махина? — спрашивает она.

И действительно.

Та голая, коричневая громадина и есть Холм.

Я начинаю снижать высоту. Мы приближаемся к земле. Деревья вдоль улиц становятся крупнее, земля мчится нам навстречу, здания, издалека бывшие типичными, сейчас легко узнаваемы.

В последнюю секунду я тяну штурвал на себя.

Чувствую, что Инди смотрит на меня. Ни разу за все месяцы поставок я не делал подобного маневра.

— Приземление было выполнено неверно, — докладываю я в микрофон. Такое случается. Это будет записано в мой табель, как ошибка. Но мне просто необходимо взглянуть на Холм еще раз, поближе.

Мы разворачиваемся и держим курс на Холм, летя на более низкой высоте, чем положено, чтобы лучше разглядеть.

— Что-то не так? — запрашивает один из истребителей.

— Нет, — отвечаю я. — Все под контролем.

Я увидел, что и предполагал. Обнаженная земля. Полностью выровненная. Выжженная. Уничтоженная. Холм выглядит так, будто на нем никогда и не росли деревья. С нескольких сторон земля обрушилась вниз, не удерживаемая более корнями живых растений.

Маленький кусочек зеленого шелка с платья Кассии больше не привязан к дереву на вершине Холма, и не выцветает под ветром, дождем и солнцем. Закопанные бумажки со стихотворениями выкопаны и многократно перекопаны.

Они убили Холм.

***

Я сажаю корабль. Слышу, как позади меня Калеб открывает люк и начинает выгружать кейсы. Я просто сижу и смотрю в никуда.

Я так хотел вернуться сюда вместе с Кассией. Желание было такое сильное, что я думал, оно уничтожит меня. Но прошло столько месяцев, и мы по-прежнему не вместе. Я опускаю голову на сложенные на штурвале руки.

— Кай? — спрашивает Инди. — Ты в порядке? — Она на секунду касается рукой моего плеча. Затем, не оглядываясь, спускается вниз, чтобы помочь Калебу.

Я благодарен ей и за то, что поддержала меня, и за то, что сразу же оставила в одиночестве. Но это не длится долго.

— Кай? — зовет Инди. — Пойди, погляди на это.

— Что там? — спрашиваю я, выглядывая через люк. Инди указывает на то место, где раньше стояли кейсы. Кто-то расцарапал металлическую обшивку корабля и разрисовал стены. Я тут же вспоминаю картинки в Каньоне.

— Они пьют небо, — говорит Инди.

Она права. На картинке нарисован не дождь, совсем ничего похожего на то, что я рисовал в городке. Нечто иное — расколотые куски неба падают на землю, и люди поднимают их и выжимают из них воду.

— От этой картины мне захотелось пить, — говорит Инди.

— Гляди, — говорю я, указывая на фигуру, спускающуюся с неба. — Как ты думаешь, кто это может быть?

— Конечно же, Лоцман, — отвечает она.

— Ты нарисовал это? — задаю я вопрос Калебу, появившемуся в проеме люка, чтобы забрать следующую порцию груза.

— Нарисовал что? — спрашивает он.

— Эти картинки на обшивке.

— Нет, — отрицает он. — Должно быть, это осталось от предыдущих бегунов. Я бы никогда не испортил то, что принадлежит Восстанию.

Я поднимаю следующий кейс.

Мы заканчиваем переносить груз и возвращаемся на корабль. Пока мы идем, Инди чуть отстает. Я оборачиваюсь и вижу, что она разговаривает с Калебом. Он мотает головой, но Инди наседает на него. Она задрала подбородок, и я точно знаю, как выглядят сейчас ее глаза.

Она что-то выпытывает у него.

Калеб снова трясет головой. Он весь напряжен.

— Расскажи мне, — доносятся до меня слова Инди. — Немедленно. Мы должны знать.

— Нет, — сопротивляется он. — Ты даже не пилот этого рейса. Отстань от меня.

— Зато Кай пилот, — настаивает она. — Посмотри, ему пришлось проделать этот путь, вернуться в свою родную провинцию. Ты хоть представляешь, каково ему сейчас? А если бы тебя заставили вернуться домой в Кейю, или где ты там еще жил? Он, по крайней мере, имеет право знать, чем мы занимаемся.

— Мы доставляем груз, — отвечает парень.

— Это не все.

Калеб обходит ее по кругу. — Если Лоцман сочтет нужным сообщить вам, — бросает он через плечо, — вы узнаете.

— Знаешь, ты всего лишь бегун, даже для Лоцмана, — говорит Инди. — Он не думает о тебе, как о сыне.

Калеб отступает на шаг назад, и я замечаю на его лице выражение ненависти к Инди.

Потому что она права. Она знает, на что надеется Калеб. Это заветная мечта любого сироты, работающего на Восстание — заставить Лоцмана испытывать гордость за него, и назвать его членом своей семьи. Такова мечта самой Инди.