Долина смерти - Карина Халле

дыхание и потрескивание угасающего огня. Он валится рядом со мной на пол, притягивая меня к себе, не отпуская. Это собственнически и неизбежно — как он сам — и я таю в его объятиях, несмотря на все свои предостережения.

— Как я и думал, — шепчет Дженсен мне в волосы. В его голосе звучит дразнящая насмешка, от которой мое сердце начинает бешено колотиться. — Ты такая же упрямая, как Ангус.

— Я отлично выполняю приказы, если мне это выгодно, — ворчу я, идиотски улыбаясь.

Он тихо смеется и прижимает меня крепче. Его сердцебиение успокаивается под. Он отстраняется и смотрит мне в глаза. Его лицо серьезно.

— Это ничего не меняет, — говорит он тихо и грубо. Его глаза ищут в моих глазах понимания, согласия. — Ты ведь это знаешь, да? Между нами ничего не может быть.

Я приподнимаюсь на локте и смотрю на него. На его острые черты, игру теней, на отрешение, которое уже читается в его взгляде, даже несмотря на то, что наши тела соприкасаются.

— И не надейся, ковбой, — отвечаю я, как можно более равнодушно.

Он ловит мой взгляд, и впервые мне кажется, что я вижу настоящего Дженсена МакГроу. Не маску, которую он носит для других, а человека под ней. Сложного. Измученного. И бегущего от чего-то, как и я.

— Утром вернемся к работе, — говорит он. — Продолжим искать твою сестру. И забудем об этом.

Я должна чувствовать себя использованной. Злиться на такое отношение. Но киваю в ответ. Ведь мне так же нужна эта дистанция. Что бы это ни было: разрядка, близость, мимолетная слабость — это не должно повториться. Если я хочу найти Лейни.

— Договорились, — хватаю свою одежду, чувствуя необходимость в броне, которую она мне дает.

Дженсен смотрит, как я одеваюсь, не двигаясь. Огонь освещает его обнаженное тело. Я чувствую, как его глаза изучают меня, запоминают. Когда я заканчиваю, смотрю на свой нетронутый спальник.

— Поспи, — говорит он, надевая джинсы. — В горах рассвет наступает рано.

Я киваю и ползу к своему спальнику, создавая физическую дистанцию, хотя мое тело еще дрожит от его прикосновений. Завтра мы снова будем проводником и клиентом. Профессионалами. Чужими. Осторожными.

Но, залезая в мешок и наблюдая, как он двигается по дому с этой завораживающей грацией, я понимаю одно: то, что сейчас произошло между нами, было настоящим. Грубым. Честным.

— Дженсен, — тихо говорю я, когда он идет к лестнице.

Он останавливается, оборачиваясь через плечо.

— Да?

Слова застревают в горле. Что я, черт возьми, хотела сказать? Что не должна его хотеть? Что, несмотря ни на что, я ни о чем не жалею?

— Ничего, — говорю я. — Просто… спокойной ночи.

Что-то проскальзывает в его глазах. Нежность.

— Спокойной ночи, Обри.

Он поднимается по лестнице, не говоря ни слова, и его шаги растворяются в тишине. Я смотрю в потолок, слушая треск огня и чувствуя тяжесть недосказанности.

Утром мы сделаем вид, что ничего не произошло. Будем избегать друг друга за завтраком. Соблюдать дистанцию.

Но память о его руках на моей коже, о его грубом голосе у моего уха, о том, как он смотрел на меня, словно я для него и вода, и воздух — это будет преследовать нас. В горах. Среди опасностей, которые там нас поджидают.

И это, пожалуй, самое опасное.

16

—

ОБРИ

Просыпаюсь от угасающих угольков и звука захлопнувшейся двери. Бледный утренний свет просачивается сквозь щели в ставнях, бросая полосатые тени на грубо сколоченный пол.

Тянусь под тяжелым шерстяным одеялом, и меня захлестывают воспоминания о прошлой ночи — руки Дженсена, сильные, то нежно ласкающие, то грубо требующие, его горячее дыхание на моей шее, тяжесть его тела, вдавливающая меня в медвежью шкуру перед камином. В его глазах, в отблесках огня, была тихая, почти изучающая сосредоточенность, словно он пытался запомнить каждую деталь, прежде чем перевернуть меня и взять сзади.

Сажусь, проводя рукой по спутанным волосам. В избе тихо, слышен лишь скрип бревен, подстраивающихся под утреннее солнце. Сверху доносится громкий храп Коула и шорох чьих-то движений. Они не знают, что случилось здесь прошлой ночью. По крайней мере, надеюсь, что не знают.

Вздыхаю и смотрю на свои руки. Я знаю, что спать с Дженсеном было рискованно и непрофессионально. Карлос лишит меня жетона, если узнает, что я поставила под угрозу расследование, связавшись с заинтересованным лицом.

Но это не официальное расследование, и Дженсен не подозреваемый. Я здесь не как специальный агент Уэллс из ФБР. Я просто Обри, ищущая свою сестру. Женщина, которая на несколько часов прошлой ночью нашла утешение в объятиях мужчины, столь же измученного призраками прошлого, как и она.

Он знает, что меня преследует. Это факт.

А я не знаю, что скрывается за его маской.

Но ясно одно — что-то его гложет.

Торопливо хватаю одежду и быстро одеваюсь, надевая термобелье под рубашку, потом джинсы. Мой пистолет по-прежнему спрятан в сумке, чтобы никто не заметил. Я быстро достаю его, и знакомая тяжесть вселяет уверенность — проверяю патронник и предохранитель, а затем возвращаю на место.

Старые привычки умирают последними.

Пока я заканчиваю свои дела, заново разжигаю огонь и ставлю вариться кофе, сверху доносятся звуки — остальные просыпаются. Я собираюсь с духом, чтобы выстоять в этот день и разобраться не только с опасным местом, но и со сложной обстановкой в нашей группе.

Дверь распахивается, принося с собой холодный воздух и резкий запах хвои. Дженсен заходит, отряхивая снег с ботинок. Его взгляд сразу же встречается с моим, и в нем промелькивает что-то нечитаемое, прежде чем он становится непроницаемым.

— Доброе утро, — хрипло говорит он. — Буря закончилась. Намело около восьми дюймов снега. Сегодня тебе понадобится куртка потеплее.

— Она у меня есть. Как условия для слежки? — спрашиваю я, сохраняя спокойный, профессиональный тон.

— Для свежих следов нет ничего лучше, чем снег, — отвечает он. — Нельзя сказать то же самое про старые следы. Но сойдет.

Между нами повисает напряженное молчание, наполненное тем, о чем мы не говорим, не только о произошедшем, но и о возможности найти свежие следы в прямом и переносном смысле. Но тут шаги на лестнице прерывают это тягостное молчание, и спускаются Элай, Коул и Хэнк.

— Кофе? — с надеждой спрашивает Элай, принюхиваясь.

— Почти готово, — отвечаю я, рада, что он прервал возникшую между мной и Дженсеном неловкость. — Хотя, наверное, не так вкусно, как у тебя получается.

Рэд появляется последним, окидывая нас с Дженсеном многозначительным взглядом. В его выражении есть что-то, заставляющее меня насторожиться — взгляд человека, который