Вороны Вероники - Дарья Алексеевна Иорданская

как должно. Об этом пророчествовала старуха в домину, на это намекал Фраугар. Она обняла Альдо, прижалась к нему и нырнула в сладкое безумие.

Выбраться из него удалось не сразу. Дженевра едва дышала и почти не чувствовала тело, болели мышцы, губы распухли от поцелуев. Но все эти мелкие неприятности были несущественны, совершенно несущественны. Дженевра чувствовала себя счастливой. Едва слышно постанывая, она повернулась на бок и посмотрела в лицо Альдо Ланти. В его глазах было удовлетворение, было сожаление и была грусть. А еще хотелось бы думать, что там есть немного любви. Но разглядеть ее Дженевра не успела. Ее истомленное тело вдруг свело судорогой, затрещали и заныли от нестерпимой боли кости. Дженевра вскрикнула и с этим криком точно высвободилась из своей страдающей плоти. Под потолок комнаты-пещеры, хлопая крыльями, взмыла ворона.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. Свободен милостью божьей

Это продолжалось недолго, но Дженевра успела понять две вещи. Во-первых, ей понравилось ощущение полета. Во-вторых, она не отказалась бы от умения превращаться в птицу. Добровольно. А потом она вдруг обнаружила себя посреди комнаты, нагой и слегка напуганной. Альдо оказался рядом и стиснул ее плечи. В глазах был теперь только гнев.

- Зачем, Бездна тебя забери, ты это сделала?!

Звучало так, словно Альдо в «этом» не участвовал.

- Я… - Дженевра облизнула губы. - Я устала.

Занятия любовью и последовавшее затем превращение выпили все силы. Дженевра пошатнулась. Альдо выругался, подхватил ее на руки и отнес в постель.

- Спи.

Дженевра прижалась к нему, обняла руками и ногами и провалилась в сон, уткнувшись лбом во влажное от пота плечо. Разбудил ее поцелуй. Еще не отойдя ото сна, Дженевра ответила, наслаждаясь касанием мягких губ. А потом осознала, что лежит перед мужчиной совершенно голая. Дженевра попыталась прикрыться, отчаянно краснея, и это вызвало у Альдо смех.

- Поздновато спохватилась, любовь моя.

Он снова поцеловал ее, легко, почти невесомо, а потом потянул за руку, заставляя подняться.

- Идем. Тебе нужно в купальню, а потом мы позавтракаем.

Дженевра покраснела еще сильнее, хотя это было, казалось, невозможно. Это вызвало у Альдо новую улыбку.

- Моя дорогая, я знаю немало способов приятно провести время в купальне, но ты для всех для них еще слишком юна и невинна. Тебе нужно вымыться и позавтракать. Ты наверняка голодна.

Дженевра неуверенно кивнула. Альдо помог ей подняться и приобнял за талию. Тело болело. Естное слово, если бы Дженевра знала, как плохо будет наутро, то не стала бы накануне соблазнять и соблазняться. Впрочем, в воде ей полегчало. Руки нежно гладили ее кожу, губы Альдо легко касались затылка и шеи, и он не заходил дальше. И не заговаривал о том, что произошло. Альдо просто ласкал ее и нежил, шепча на ухо приятные слова. Прежде, чем Дженевра ощутила новое желание, Альдо вытащил ее из воды, обтер холстиной и укутал во вчерашний халат. Теперь Дженевра могла сполна оценить, как он нежит кожу.

- Идем, - Альдо взял ее за руку, переплетя пальцы, и потянул за собой. - Завтрак.

Дженевра и в самом деле проголодалась, и потому отдала наконец-то должное мягкому хлебу, ветчине, фруктам и горячему горьковатому кофе. Альдо сидел напротив, скрестив ноги, катал по ладони виноградину и молчал. Постепенно приподнятое настроение Дженевры сменилось легким страхом.

- Ты понимаешь, драгоценная, что ты наделала?

Дженевра отвела взгляд.

- Да.

Понимала — безусловно. Сожалела? Отчасти. И поступила бы в точности так же как и накануне.

- Дженевра, ты в самом деле понимаешь, что сделала?

Дженевра сочла за лучшее «сыграть дурочку». Положив в рот хлебную корочку, она прожевала, проглотила и кивнула.

- Да, синьор. Я разделила постель со своим мужем.

Альдо застонал чуть слышно.

- Дженевра! Ты проклята! Ты понимаешь это?!

Дженевра покачала головой. План, оформившийся накануне в ее голове и казавшийся таким логичным, оказалось нелегко облечь в слова.

- Я понимаю это, синьор, но сдается мне, немного по-иному. Мы с вами прокляты вместе. И я, честное слово, рассчитываю, что вы изыщете способ нас спасти.

Альдо вздохнул, взял Дженевру за подбородок и вложил в ее губы виноградину. Это был удивительно интимный жест, вызывающий во всем теле трепет. Дженевра прикрыла глаза и губами коснулась пальцев мужчины.

- Чем ты слушала, любовь моя? Условия невыполнимы, а срега, которая могла бы разбить собственные чары, мертва.

- Ты слышал о моем Даре? - Дженевра позволила себе улыбку. - Я могу оживлять изображенное. Мы идеально подходим друг другу, Альдо. Ты напишешь портрет этой Вероники, я оживлю ее, и мы сможем поговорить.

Альдо вдруг рассмеялся, громко, заливисто, заразительно. По коже пробежали мурашки. Дженевра не знала до сих пор, что же испытывает к Альдо Ланти, но ей очень нравился его смех. В нем было столько жизни!

- Я согласен, что мы идеально подходим друг другу, Дженевра. Во всех смыслах. Но если бы все было так просто. Чтобы написать магический портрет, мне нужно что-то относящееся к человеку: волос, ноготь, кусочек кожи.

Дженевра посмурнела. Ей явно не приходило в голову, что могут возникнуть такие трудности. Альдо улыбнулся и, не удержавшись, быстро поцеловал жену в приоткрытые губы, хранящие вкус виноградного сока и горечь кофе.

- Но… ты знаешь, где она похоронена?

Дженевру захотелось потрепать по голове, до того она выглядела расстроенной. Вместо этого Альдо вновь поцеловал ее, прижимая к себе. Оторвавшись от мягких губ, он щелкнул жену по носу.

- Вероника похоронена на старом кладбище на острове Нищих. Это опасное место.

– Но мы можем хотя бы попытаться!

Альдо со вздохом поднялся, чувствуя во всем теле приближение превращения. Чары только затронули Дженевру, но скоро и она начнет ощущать это настойчивое стремление внутреннего зверя вырваться на волю. Расчет ее — если это был расчет — оказался верен. Альдо сдался, когда речь шла о нем, смирился с тем, что проклятье снять нельзя. Но он не мог обречь на это Дженевру.

- Оставайся здесь. Мне нужно это обдумать. А еще разузнать новости и найти для тебя одежду.

И, поцеловав жену в лоб, Альдо стремительно вышел.

* * *

В городе что-то неуловимо поменялось, и Альдо не нравились эти перемены. Они были враждебны, чужды. От них пахло дурно. Сидонья точно застыла в ожидании. Альдо облетел город, отмечая неприятные свидетельства пожаров и погромов. У одного из борделей подешевле побили окна, и их теперь закрывали массивные, грубо сколоченные щиты. Дурное