Начать заново - Екатерина Котова

порядке. — растянула я губы в улыбке крокодила и Марко насторожился еще больше.

А когда пришла пора сменить партнера, то я перескочила через одну пару во втором круге, нагло вклинившись перед хрупкой девушкой, которая, растерявшись, спешно закрутила головой в поисках пары.

Не менее наглые темные глаза взирали на меня с легким интересом. Музыка вступила новым аккордом и Каир не разочаровал, вступив в фигуру.

— Я так тебе не приятен, что ты даже нарушила очередь, чтобы станцевать со мной? — нагнулся прямо к моему лицу. От подобной близости на меня повеяло приятным незнакомым благовонием, ужасно не подходящим такому подлецу!

Я сжала зубы, хорошо не до крошева и в фигуре со всем женским удовольствием отдавила ему ногу. Но мужчина и бровью не повел. Лишь бросил спокойно: — Это все? — и продолжил вести.

— Ты прав в одном, ты не приятен. — и в эту секунду пожалела о своем порыве. Мужчина сделал каменную мину, а я выпалила то, что хотелось выплеснуть в лицо:

— Ты нарочно подсунул эту гадость! — обвинила его, уловив рядом встревоженное лицо Марко.

— Просто был уверен, что ты не пробовала. — почти безразлично отозвался он.

— Буду знать, что ты способен подсунуть яду. — процедила ему и в повороте заехала локтем под ребра. Он чуть согнулся, но лишь слегка. Темные глаза прищурились. А я больно ударилась точно о каменную кладку, захотелось жалобно потереть локоток. Но я не позволила себе минуту слабости. Его мягкие движения перестали быть едва-едва, и он жестко повернул меня практически впечатав в себя, беспрекословно кладя руку на поясницу и сжимая мою кисть в своей ладони.

— Эй! — грозно сверкнула ему в ответ. Жаль не испепелила.

— Зря ты тратишь на это свои скудные силы. — более крепко перехватил меня мужчина. И я буквально вспыхнула: искра огня пробежалась по кончикам пальцев, она ловко перескочила на руки Каира, желая опалить обидчика. Я ахнула от сотворенного, а он неведомым образом потушил магию. А в своих висках я услышала, как забилось сердце. Сорвалась, мать его! — Испугалась? — наклонился он ко мне точно хищник, почуявший страх и это пустило очередную порцию адреналина.

— Разозлилась! — процедила ему, резко стукнув по брусчатке ногой, а не по сапогу гада, что вздумал напоить меня ослиной мочей. Каир успел убрать ногу и неожиданно мне улыбнулся, предвкушающе так.

— Я не пойму, чему ты так обрадовался. — нахмурилась на его странную смену настроения. — Ты бываешь вообще нормальным? — он слушал меня внимательно, и странная безумная мысль хлестнула хворостиной, — А, может, я тебя просто привлекаю?

Его глаза лихорадочно блеснули, и он опять сократил расстояние выдохнув мне в лицо:

— У тебя ничего нет, малышка, — он сделал паузу, в темных глазах сверкнул жар пламени, — чтобы привлекать меня.

Тут я поняла, что мы больше не танцуем, а стоим на месте, а вокруг нас движутся пары. И меня точно прошибло воспоминанием: как легко воспламенялась на подобные заявления, когда мне было лет десять.

Тогда летом у Ноэль я сбрасывала фальшивую маску «леди» и мчалась играть в сад или гулять с девчонками и мальчишками из Истана. Один из них поддразнивал меня.

— Уважай мои границы, Рон! — крикнула я веснушчатому сыну-ростовщика. Он был выше меня на пол головы и вечно задирал. Позже я поняла почему. Но тогда мне казалось, что у него просто гнусный характер. В прочем, дурного нрава это не отменяло.

Мальчуган по-дурацки развеселился, чем не на шутку разозлил.

— Что ты мне сделаешь, малышка-Фэлс! Захочу и съем всю малину в этом саду! А ты и не догонишь. Потому-у что ноги короткие. — по-дурацки растягивал он слова и, показав длину моих ног, заржал как конь.

Его глупые, дурацкие слова поднимали огонь в моей крови, но ба ставила мне печатку, пока я не умела управляться с пробуждающейся стихией, иначе спалила бы к чертям, засранца. И коль я не могла это сделать, мне хотелось надрать ему уши и стукнуть дрыном по башке за одно то, что он ухмыляется и открыл калитку, нарушая невидимую черту, когда я, между прочем, занята важным делом! Ловлю крота!

— Иди отсюда, слышишь! Это мой дом! — тоненький, но звонкий, голосок эхом разнесся по лесу.

— У тебя ничего нет, малявка! — конопатый остановился возле старой, но плодовитой яблони и сорвал спелый плод с частью ветки и виридоновыми листьями. Его противные щербатые зубы впились в сочный румяный бок. — Это дом твоей бабки. — на этом перед глазами просто встала алая пелена, и я бросилась на обидчика, схватив первое, что попалось под руку — толстая сосновая ветка. Он драпанул, но не успел открыть калитку, как я бахнула его по лопаткам так, что иглы разлетелись в стороны и более тонкие ветви сломались…

— А-а-а! — разорался он, вторя моему боевому кличу, и все замерло.

Я застыла в нелепой позе визжащего лесоруба, а парень со вселенской болью на веснушчатом лице.

В тот момент вернулась Ноэль и спеленала нас заклятьем. Она разобралась в ситуации и заставила обоих в назидание перебирать мешки с крупой, сказав, что труд облагораживает, а совместный труд остужает юные, воспаленные сознания.

Что тогда она сказала наедине Рону, я до сих пор не знаю, но он больше не переступал границу участка. Мы помирились, но доставать сын ростовщика меня так и не перестал. В последствии он уехал куда-то на запад Россарии.

Сейчас же вопросы собственности я ощущаю по-другому. По рождению у меня было многое, но это не являлось моим якорем, потом было положение, престижная учеба, перспективы и это все тоже полетело в бездну. Поэтому могу сделать вывод, что все материальное не долговечно, как и социально-обусловленное. А вот навыки и духовная составляющая остаются с тобой на протяжении жизни.

Что касается вопросов конкретно самой недвижимости. Конечно, здорово жить, где тебе нравится, иметь свое место, дом. Человеку вообще свойственно сливаться с этим объектом обладания настолько, что он олицетворяет себя как бы продолжением его. И на тонком плане действительно остаются эманации, некий эгрегор. Хотя ничто не вечно. И об этом надо помнить. Земля дается лишь на время, потом мы все превратимся в прах и пеплом разлетимся по свету, гонимые ветром. Материальные ценности приятны в пользовании, но цепляться за них удел затвердевшего ума.

— Ты не прав, Каир.