Второй сын - Эми Хармон

– В следующий раз я спою тебе песню о ярлах. И о короле, – пообещала она. – У меня еще много куплетов. Я берегла их для тебя.

В следующий раз, с тоской согласился он, но не спросил, когда это случится. А еще… в следующий раз спой мне песню про Гислу из Тонлиса. Я хочу увидеть твое лицо.

9 дней

Тень всегда была начеку, всегда следила, так что прошло целых девять дней, прежде чем Гисле снова удалось связаться с Хёдом. Когда она наконец позвала его поздно ночью, он сразу ответил, хотя и просил ее не отчаиваться, если он когда‐нибудь не откликнется.

Арвин не должен знать. Если я не отвечаю, значит, не могу. Только не думай, что я не хочу говорить с тобой.

Но до сих пор он ей всегда отвечал.

С каждым разом они все больше совершенствовали свою связь. Хёд сказал, что видит лишь то, о чем она поет, и даже тогда видит лишь в мыслях, не глазами. Так что она старалась сочинять для него песни, описывавшие ее жизнь.

Она всегда вызывала его песней – любой песней, хотя ей казалось, что гимны Сонгров действуют лучше всего и он четко видит образы, из которых они сотканы. Быть может, все дело было в их древних словах – или в мелодиях, которые пелись так много раз, что уже стали частью ветра, дувшего над Сейлоком. Эти гимны пропитались здешним воздухом и без конца обновлялись, то взлетая вверх, к облакам, то выпадая на землю дождем. А быть может, дело было в самой Гисле, в наследии, которое она хранила в своей плоти и крови, – наследии людей, что на протяжении долгих веков пели песни, передавали их из поколения в поколение, из уст в уста, через жизнь и смерть.

Им с Хёдом никогда не удавалось наговориться. Оба страшно боялись, что их раскроют. Дочерей кланов нарочно отделяли от мужчин Сейлока. Никто в храме не потерпел бы общения одной из девочек с юношей, даже живущим в далекой дали. А еще Гисла знала, что руна у нее на ладони и дар, благодаря которому их связь была возможна, принесут им обоим горе и несчастья.

У хранителей была работа, и руны, и их братское единение. От дочерей кланов ожидали такого же единения: их общение с внешним миром ограничивали и держали их вдали от всех, кроме хранителей, короля и, конечно, других дочерей. Всякий раз, когда на горе созывался совет, ярлы желали их увидеть, и девочек вели мимо них торжественным строем, словно скот, чтобы ярлы могли потом поведать у себя в кланах, что с ними все в порядке.

После одного такого парада Гисла пожаловалась Хёду:

– Ярл Лотгар говорит, что я похорошела и округлилась. Он так гордится, словно сам приложил к этому руку.

Ты была размером с птичку. Не могу себе этого представить. Покажи мне.

Гисла представила себе, как по загону при храме ходит упитанная овца, обросшая длинной зимней шерстью, и запела хриплым голосом, изображая могучего ярла Лиока. Башти передразнивала людей куда лучше, но и у Гислы тоже получилось.

Лиис из Лиока, как же ты выросла,

С тех пор как покинула свой бедный дом.

Я ущипну тебя за пухлые щечки,

Ты округлилась, словно овечка.

Хёд рассмеялся, как она и предполагала, но потом попросил во всех подробностях рассказать ему о совете.

– Больше я ничего не знаю. Нас приводят, на нас смотрят, иногда я пою, потом нас выводят. В разговоры мужчин нас не посвящают, хотя хранитель Дагмар и старается отвечать на все наши вопросы. Только он один это и делает.

Она пропела куплет, который посвятила Дагмару, его светлым глазам, тонким чертам лица, терпеливому характеру.

– Хранитель Дагмар напоминает мне тебя. Он мудрый и добрый. Таков его характер, хоть он и старается это скрыть.

Я помню. Хранитель Дагмар родом из Долфиса. Он дядя Байра, мальчика из храма, того, который охраняет принцессу, проговорил Хёд. Хёда очень интересовал мальчик из храма, и они часто о нем говорили: о его силе, его росте, его заикании. Казалось, Хёда утешало, что у столь выдающегося юноши имелась такая слабость.

Две стороны одного меча. Так всегда говорит Арвин.

– Он так силен, но едва может говорить. Его язык проклят. Я думала, может, ему… научиться петь, и тогда язык у него развяжется.

Ты должна его научить, настаивал Хёд. Но Гисла сомневалась, что ей представится такая возможность.

Расскажи мне еще.

– Дагмар – его дядя, зато про его родителей никто никогда не говорит. Юлия считает, что он сын Тора, и клянется, что однажды он убьет короля и снимет с Сейлока проклятие.

Юлия из Йорана. Дочь-воительница.

– Да. Она не хочет быть хранительницей. Думаю, ей и женщиной тоже быть не нравится. Байр научил ее метать копье, стрелять из лука и обращаться с мечом. Он всех нас пытался научить, но Далис еще так мала, что с трудом может удержать в руках меч.

Меньше, чем ты?

– Гораздо меньше. Я ведь расту, помнишь? А еще я злая. Эти два качества помогли мне в обращении с мечом.

Ты злая? Неправда. Ты просто раздражительная. Как Арвин. Он тоже весьма искусно владеет мечом, хотя я теперь частенько одерживаю над ним верх. Он говорит, что приведет ко мне нового учителя и тот научит меня тому, чему сам Арвин научить не может.

– Ты ловко управляешься с мечом? – ахнула Гисла.

Я владею мечом, копьем и луком, но воином мне не быть.

– Ты будешь хранителем. И однажды придешь сюда, на гору, как мы договорились.

Он затих, и на миг ей показалось, что связь оборвалась.

Арвин говорит, что хранителей из кланов не будут набирать, пока в храме живут дочери.

– Что?

Так постановил король. Пока не спадет заклятие, в храме не будет юношей-послушников. Я не… я не приду в храм в ближайшее время, хотя мне уже семнадцать и, значит, я мог бы попытаться.

От потрясения она не сразу ему ответила. Она не знала всех законов хранителей Сейлока и не замечала, что в храме теперь нет молодых послушников.

Раньше в храм каждый год отправляли по одному послушнику из числа тех, кто не принадлежит к кланам, и по одному от каждого клана. Не все они были