Даша Пар - Красный Принц

Но были в моей голове и другие мысли, более странные и тревожные. Красная лента, которую я обнаружил вчера на крыльце. Разумеется, вчера я предположил, что её обронила какая-нибудь девушка, что это просто ленточка. Но сейчас мне уже так не казалось. Что-то ведь было такое странное во вчерашнем вечере… я вышел из дома, чтобы вынести мусор, а затем заснул, стоя под холодным, ледяным ветром! Разве в этом нет какой-то загадки? К тому же моё видение о человеке, стоящем возле подъезда? Что это было? Порождение моего разума или же там действительно кто-то был? И этот кто-то оставил ленту…

Озадаченно помотав головой, я нахмурился и выбросил в мусорку сигарету. Мои мысли ушли куда-то совсем не туда. Неужели я всерьез обдумываю версию, что вчера я видел оборотня с красной лентой возле своего подъезда? И что этот человек оставил мне свою ленту, а затем убил Хейли? Это звучит слишком абсурдно, чтобы быть правдой.

— Давид? Что ты здесь делаешь? — раздался недоуменный голос моего отца.

Я так сильно погрузился в свои мысли, что даже не заметил, как он подошёл к подъезду! Быстро соскочив с перил, я подошёл к нему.

— Отец, случилось несчастье, — тяжело проговорил я, кладя руку ему на плечо.

Мой отец выглядел сильно уставшим, похоже день на работе был загруженным. Его плечи были поникшими, а взгляд утомлённым. Мне пришлось подставить ему своё плечо, чтобы он мог подняться по лестнице, и я с грустью отметил, как сильно он начал сдавать за последний год.

— Что произошло? — остановившись, спросил он, с тревогой глядя мне в глаза.

— Хейли, гувернантку Марии, вчера ночью убили, — просто ответил я, опуская голову вниз.

— Господи! — только и воскликнул он, — как же такое могло случиться?

— Похоже, что это сделал тот самый маньяк…

— Ты имеешь в виду Джека? (Серийный маньяк, действовавший в Лондоне с 1959 по 1965 гг., Полное прозвище — Джек Раздеватель, стиль его преступлений был схож со стилем Джека Потрошителя).

— Нет, это сделал «Оборотень» — не поднимая глаз, тихо ответил я.

— Пресвятая богородица, помилуй нас! — в сердцах воскликнул он, прижимая руку к груди, — даруй этой девушке покой на небесах…

От упоминаний о райских кущах, я поморщился и отвёл взгляд в сторону. Мы с отцом по-разному относились к религии, поэтому я промолчал и лишь мелком подумал о том, где сейчас находится Хейли.

— Сейчас у нас дома Мария, — нерешительно сказал я, помогая отцу подниматься по лестнице, когда мы вошли в подъезд.

Его губы на мгновение сжались от раздражения, но это чувство быстро прошло, и он спросил меня:

— Как она?

— Не очень, — уныло ответил я, — она прибежала к нам пару часов назад, мокрая и без верхней одежды. Новость о смерти Хейли сильно повлияла на девушку, поэтому я решил оставить её у нас на ночь — домой ей в таком состоянии ехать нельзя.

— Ох уж эти рафинированные аристократки, — многозначительно пробормотал отец, а затем, словно устыдившись своих слов, сказал, — смерть всегда ошеломительна для нас. Когда умерла твоя мама, я неделю не мог не есть, не пить, не говорить. И прибывал в каком-то странном оцепенение.

— Да отец, я помню те дни, — а перед глазами появилась картинка — маленький мальчик, грызущий черствый хлеб и испуганно смотрящий на статую старика-отца — без движения, без вздоха — холодный, как камень и такой же чужой.

— Ты правильно сделал, что оставил её — в такие дни нужен кто-то, кто поможет, поддержит, — запнувшись, хрипло продолжил отец.

Когда мы поднялись в квартиру, то обнаружили Марию, свернувшуюся клубочком на диване в гостиной. На кофейном столике стоял недопитый чай, от которого ещё шёл густой пар, а также пепельницу, в которой лежало несколько выкуренных сигарет. Девушка спала нервно, чуть вздрагивая и еле слышно постанывая. Её лицо терялось в складках старого пледа, которым она накрылась, и лишь розовая пятка торчала наружу.

— Я отдал ей старую одежду матери, — шёпотом сказал я, когда мы на цыпочках прошли сквозь гостиную в кухню, не забыв погасить верхний свет.

— Хорошо, что не выкинули. Ты правильно поступил, — но по его лицу было видно, что он недоволен.

— Мария вся промокла, ей нужна была сухая одежда, — оправдываясь, ответил я, — а наша с тобой не подходит, вот я и решил…

— Я же сказал, ты всё правильно сделал, — чуть раздражённо воскликнул он, ставя на плиту чайник, — нет нужды в оправданиях.

Негромко кашлянув, я расположился за нашим маленьким обеденным столиком и поджал ноги под себя, откинувшись на спинку стула.

— Ты что-то ещё хочешь сказать? — недовольно спросил он, даже не посмотрев в мою сторону.

— Да, я хотел спросить тебя, что вчера было?

— Что-что… ты довёл своего старика, — зло проворчал он, — своими поступками ты загоняешь меня в могилу. Вот признайся, позапрошлую ночь ты провёл с ней! И весь вчерашний день тоже!

На это мне нечего было ему сказать, поэтому я лишь устало прикрыл глаза.

— Но ведь это не повод так пить.

— Не твоё дело, самостоятельный ты мой, — грубо оборвал меня отец, негромко ударив кулаком по столу, а затем, повернувшись ко мне лицом, продолжил.

— Вчера звонил этот аристократ и обозначил срок, после которого он отзывает своё предложение.

— Да, я знаю, ты говорил — до конца недели.

— На мои слова о твоей молодости, он ответил, что ты не так уж и молод, чтобы не понимать, что он предлагает. Смотря на тебя, я вижу отказ в твоих глазах, и я знаю, что причина твоего отказа спит в соседней комнате.

— Отец…

— Помолчи, сын, и послушай меня, — он упрямо сжал свои губы и отвёл взгляд, уставившись в стенку. Его голос был холоден и твёрд, похоже, он что-то задумал. — Я долго думал, как донести до тебя истину этого мира, чтобы ты принял предложение Логана, но так и не смог придумать способа, который разрушит юношескую влюблённость. Я нашёл лишь один способ заставить тебя действовать правильно.

— О чём ты говоришь? — шёпотом спросил я, чувствуя, как немеет всё внутри.

— Если ты не примешь предложение Логана до пятницы, я всё расскажу Роберту Милтону.

— Ты это не сделаешь! — вскочив на ноги, воскликнул я, — ты не посмеешь, отец! Что ты такое говоришь?

— Я понимаю, что это гарантированно уничтожит твоё будущее в этом городе, но на свете есть много стран без аристократии, где ты смог бы реализоваться. Без неё, разумеется.

— За что ты так со мной? — глухо спросил я, опускаясь обратно на стул. Мои руки сами потянулись к деревянной шкатулке, в которой отец хранил свои сигареты. Во рту пересохло от горечи и предательства самого близкого мне человека. — Почему ты так рьяно ограждаешь меня от неё?