Пляска в степи - Виктория Богачева

не была обнесена забором, хоть и стояла на самом дальнем краю городища и казалась покосившейся, изрядно обедневшей.

— Да так, — Горазд махнул здоровой рукой: неважно, мол, не о чем и говорить.

— Гляжу, совсем ты оправился, воевода. Почти уж бегаешь с холма да на холм, — с насмешливой улыбкой протянула госпожа Зима и кивнула в сторону капища, где возвышался идол Перуна.

Она перекинула на грудь темные, посеребренные сединой косы и привычно погладила торквес. Выглядела она получше, чем запомнил Горазд в тот день, когда очнулся дядька Крут, и госпожа Зима объявила, что тот не умрет. Лицо уже не казалось смертельно уставшим, постаревшим на дюжину зим, но седины в волосах и впрямь изрядно прибавилось. Не зря сказывали, что знахарка ворожила. И дураку известно, чем платят за ворожбу, когда возвращают кого-то к жизни.

— Твоими чаяниями, госпожа, — князь Ярослав улыбнулся.

Знахарка ему нравилась. Угадывалось в ее лице и выговоре что-то смутно знакомое. То, как она растягивала некоторые слова, как хмурилась, как гладила свой торквес, как склоняла в сторону голову. Жаль, забот у князя было не счесть, потому и не мог никак понять, кого же напоминает ему знахарка.

— Слыхала, с новой невестой уезжаешь ты завтра, князь, — госпожа Зима уже не улыбалась, когда повернулась к задумавшемуся Ярославу. — Не позабыл еще, что обещал, когда за воеводу своего просил?

— Не позабыл, — тот медленно покачал головой и окинул ее вопросительным взглядом. — Говори, чего хочешь.

— С тобой в Ладогу поехать, — просто сказала знахарка. — Возьми меня в свой обоз, князь. Небось, сгожусь и в пути.

Коли и удивила Ярослава ее странная просьба, он никак этого не показал. Помедлив лишь самую малость, кивнул.

— Добро, госпожа. Мы поутру уезжаем, с восходом, — он договорил и замолчал ненадолго. А после указал на Горазда. — Посмотри отрока моего. Руку он поранил неудачно.

— Не токмо руку, как я погляжу, — она сварливо покачала головой.

Ярослав Мстиславич перекинулся парой тихих слов с воеводой и, развернувшись, быстро зашагал в сторону терема; только и развевался за его спиной длинный подол княжеского плаща. Дядька Крут остался же с Гораздом, и вместе они следом за знахаркой прошли в избу. Оказавшись внутри, отрок токмо и поспевал вертеть головой.

Впервые за все время, что они покинули Ладогу, он почувствовал себя дома. Жилище знахарки так сильно отличалось от терема князя Некраса и до боли напоминало ему избу, в которой поселились его мать и сестренки.

Знахарка достала с полки горшочек с медом, положила две полных ложки в чарку и плеснула туда же молока. Подвинула к Горазду чарку и убрала рушник с блюда, на котором лежали куски сладкого пирога.

— Попей и поешь, — велела слегка опешившему отроку.

— Благодарю, госпожа.

— Ты бывала на Севере? — тем временем спросил воевода, оглядываясь. Он хмурился, оглаживая седую бороду. — В Бирке?

— Не бывала, — хмуро отрезала знахарка, достала из сундука чистые повязки и велела Горазду. — Ну, показывай, руку-то.

* * *

От избы знахарки до терема шли в задумчивом молчании. Горазд оберегал нещадно разнывшуюся руку, прижимая ее поближе к телу, и чувствовал, как на спине рубаха липнет к свеженанесенной мази. Дядька Крут шел на шаг впереди, и отрок старался лишний раз не попадаться ему на глаза. Не оправился еще до конца от ложного навета, от того, что с ним стало бы, поверь князь своему воеводе…

Впрочем, не больно-то стремился воевода Крут с Гораздом заговорить. Задумчиво нахмурившись, он спешил в терем. Он вообще сделался до изумления молчалив, как токмо вошли они в жилище знахарки. Видать, крепко удивился, как и сам Горазд.

На дворе перед теремом первым делом Горазд увидал несколько здоровенных, груженых приданым обозов. Слуги затягивали на сундуках и бочках потуже веревки, укрывали сверху толстой холстиной — защита от ветра, солнца и дождя. Подле них вертелись близнецы, сыновья Некраса Володимировича. Горазд услышал, как кто-то ответил дядьке Круту, что оба князя пошли потолковать с Ладимиром. Того держали подальше от терема, заперев в какой-то клети.

Отрок поморщился и сплюнул в пыль. Вымеска казнят нынче вечером с заходом солнца. Мальчишка ждал того всей душой.

— Что с рукой у тебя? — Вышата подошел к нему со спины, слегка толкнув в плечо, и Горазд устыдился. Он совсем не слышал его шагов.

— Да так, на крюк напоролся, — лгать у него всегда выходило плохо, но к чести приятеля, тот смолчал и больше ничего не спрашивал, хоть и вскинул недоверчиво брови.

— Подсобить-то мне сдюжишь? Воевода Крут велел в терем пару сундуков отнести.

— Знамо, сдюжу, — Горазд помахал здоровой рукой, на том они и порешили.

Остаток дня он и Вышата сновали между теремом, кузней, конюшнями, двором да клетями. Все шептались, что уезжает князь в спешке — оно и понятно! Но рук не хватало, и потому отроков подсобляли с мелкими поручениями. Когда они тащили в терем сундуки, то повстречали княгиню Доброгневу и княжну. Звениславу Вышатовну, не Рогнеду. Горазд слыхал, как слуги, привыкшие не смотреть на братоучадо как на княжну, ныне частенько оговаривались.

Княгиня и княжна осматривали в горнице отрезы ткани, разложив их на широком столе и скамьях. Запыхавшиеся, взмокшие отроки не чаяли встретить кого-то в тереме и потому, слегка растерявшись, застыли в дверях словно два столпа, держа вдвоем один тяжеленный сундук. Они простояли так, пока Доброгнева Желановна не шикнула на них строго и недовольно, и Горазд с Вышатой, наконец, отмерли, оттащили сундук вглубь горницы, как им было велено. За все время княжна не подняла на них взгляда, склонив голову над отрезом. Полотно дрожало в ее руках.

Едва они успели перетаскать в терем все сундуки, как Горазда посреди двора остановил князь. Он сунул ему в руку кошель с серебряными монетами и велел поскорее отнести их кузнецу.

— Жив ли хоть тот десятник? — задумчиво потерев вспотевший затылок, спросил Вышата. Он смотрел в спину ушедшему князю. — Видал, рубаха у него в крови запачкана?

— Да хоть бы и помер, — равнодушно скривился Горазд. — Коли приберет его Чернобог, никто печалиться не станет!

— Окромя Рогнеды Некрасовны, — елейно ухмыльнулся Вышата.

Горазд фыркнул в ответ и поспешил в кузню. Там стоял невиданный жар, и, едва заглянув, отрок принялся надсадно, истошно кашлять. Ему помстилось, что горло обожгло изнутри. Кузнец замахал на него рукой, и Горазд послушно отступил, решив обождать поодаль. Ему страсть как было любопытно спросить, пошто князь Ярослав велел отдать увесистый кошель с серебром. Но хмурый кузнец молча забрал у него монеты и вновь скрылся в кузне, спеша продолжить работу, и отрок не