Воля владыки. В твоих руках - Рия Радовская

— Выбрала. Хочу.

ГЛАВА 13

Руки Асира были горячими, или это Лин трясло от нервного холода? Слез не осталось, но она никак не могла выровнять дыхание, из горла рвались сухие всхлипы. Но стало легче. Как будто вскрыла давно дергавший нарыв, и дело было не только в разрешившемся непонимании с Асиром, но и в той, давней боли, о которой впервые рассказала так откровенно. Асир обнял ее, притянул к себе, и Лин прижалась, обнимая в ответ. Ей было… странно. От тесной близости с кродахом хотелось большего, хотелось, чтобы Асир вмял в кровать, навалился сверху, хотелось вновь ощутить в себе его член. И в то же время хорошо было сидеть вот так, наслаждаясь несущим успокоение запахом и тем, как широкая ладонь легко, нежно гладит спину, задерживаясь то у основания шеи, то между лопатками. Холод уходил, выравнивалось дыхание, отпускала сжимавшая грудь боль.

Затрещал фитиль ночника за спиной, по стене метнулась тень. Лин глубоко вздохнула, подняла голову. Лицо Асира трудно было рассмотреть в сумраке, глаза и вовсе казались черными провалами, проще было по запаху понять, что он чувствует. Почему-то Лин думала — что-то похожее. Как будто и его отпустила ставшая почти привычной боль.

Хотелось сказать ему что-то, но тут Лин терялась. Наговорила она сегодня много. И самое важное, главное тоже вроде бы сказала, пусть как-то глупо и неловко, но Асир ответил — как раз на то, главное.

В конце концов, красивые слова и изысканные фразы — это по части Наримы и ее любимых романчиков. И Лин сказала просто, то, что чувствовала сейчас:

— Пожалуйста, возьми меня снова.

Асир коснулся губами виска. От него пахло возбуждением, но дыхание было ровным.

— Когда я вошел, жажды и похоти в тебе было гораздо больше. Твой профессор говорил, что это будет необычно. От близости к безумию, которую ты пережила днем, до почти полного затишья, как сейчас, немыслимого для нормальной течки. Это пройдет со временем. Будь готова ко всему и ничего не бойся.

Он положил ладони Лин на плечи, до приятной, тянущей ломоты разминая мышцы.

— И еще кое-что. Я чую тебя, но пока этого мало. Не хочу опять ошибиться. Близость кродаха и анхи в постели может стать радостью или разочарованием. Для второго хватит одного раза, для первого придется научиться слушать, чувствовать и говорить. Много говорить. Поэтому говори со мной. Когда тебе хорошо, когда плохо, когда хочется продолжать или остановиться, когда слишком много или слишком мало. Когда ты точно знаешь, чего хочешь, и когда — нет. Никто больше не войдет в эту дверь, пока я не позову. Ты можешь говорить обо всем. Кроме меня, никто не услышит.

Асир вжался лицом Лин в шею, шумно втянул воздух, мокро, горячо провел языком снизу вверх, будто слизывал не то запах, не то вкус, прихватил губами кожу чуть ниже челюсти, как раз там, где обычно кродахи ставят метку, и выпрямился. Запах вокруг него густел, наполнялся тяжелыми острыми нотками, и тело Лин отзывалось на каждую. Кожа покрылась мурашками, заныли соски, в рот потекла сладковатая вязкая слюна.

— Покажи мне, — сказал Асир и потянул за край простыни. — Покажи всю себя. Не так, как днем — от безысходности, а так, как сделала бы это в первый раз, будь у тебя выбор. Сейчас мы оба этого хотим.

— Это может быть сложным, — Лин чувствовала, как бросился в лицо жар — не того смущения, которое было бы сейчас понятным, смущения неопытной анхи перед кродахом, а скорее неловкости от глупого признания. — Я не привыкла… Помнишь, я говорила, у нас не принято, чтобы анха предлагала себя? Я всю жизнь училась сдерживаться. И работа требовала держать лицо. Вот сейчас я хочу, чтобы ты меня взял, но все равно стыдно, — она сглотнула, — показывать тебе свое тело, как делают шлюхи. Когда просто переодеваешься рядом с кем-то, это чувствуется совсем не так.

— Я помню. Поэтому и прошу. В том, чтобы показать желание тому, кого хочешь, когда остаешься наедине с ним, нет ничего стыдного. Шлюхи предлагают себя каждому, кто готов платить. Это работа, нужда или распущенность. Ничего общего с желанием. Считая себя шлюхой, ты унижаешь нас обоих. Я не готов платить деньгами за близость, а ты не готова предложить ее первому встречному. — Асир поднялся, повел плечами, и тонкий халат соскользнул с него вниз, на устланный ковром пол. Лин сглотнула. Она уже видела это. Сильное тело под лучами солнца. Но не так… много и не так отчетливо. Для того, чтобы разглядеть все сейчас, света ночника хватало с лихвой. Толстый, большой налитой член с крупной головкой, длинные ноги, пятна смазки, блестевшие на животе. — Смотри внимательно. Мы здесь одни, это твой запах делает со мной такое, это тебя я собираюсь брать этой ночью, с тобой хочу делиться тем, что имею. Похож ли я на шлюху?

— Я понимаю. Умом понимаю, здесь, — Лин прикоснулась к груди, к сердцу, — тоже понимаю, но… — Она крепко, до боли зажмурилась, быстро вздохнула и открыла глаза. Встала, рывком сдернула с себя простыню и тут же, не давая себе понять до конца, что стоит перед владыкой совсем голой, с залитыми смазкой ногами, призналась: — Когда тебе делали массаж, а я смотрела, я так хотела дотронуться. Хорошо, что сейчас можно, — подняла руки, касаясь кожи Асира самыми кончиками пальцев, почти невесомо, так, как хотела в тот день. Провела по животу к груди, по плечам, спустилась вниз по внешней стороне рук, к крупным кистям, и, поддавшись внезапному порыву, сплела свои пальцы с пальцами Асира.

Тот слегка сжал их в ответ, склонился к Лин, сказал на ухо:

— Когда ты разгуливала рядом со мной по саду голышом, я тоже смотрел, и мне нравилось, но сейчас нравится гораздо больше. Подвести бы тебя к зеркалу и показать то, что вижу я. — Он высвободил одну руку, провел вниз по пояснице, по внутренней стороне бедра, мокрой от смазки, и мягко, одним движением втолкнул пальцы внутрь, кажется, на всю длину, прерывисто выдохнув Лин в макушку.

Лин невольно качнулась вперед, уткнулась Асиру в грудь, обхватила его свободной рукой, удерживая равновесие. Сейчас пальцы внутри ощущались не так, как было днем, хотя как именно «не так», она не сумела бы объяснить. Сильнее? — но и тогда