Огонь в его объятиях - Руби Диксон

Затем мы устремляемся вперед, в прохладный ночной воздух и в темноту. Зор пробирается через парковку, полную разбитых машин, опрокидывая мотоциклы кочевников и отбрасывая в сторону все, что попадается ему на пути. Он движется не быстро — он движется с намерением уничтожить.

Охваченная ужасом, все, что я могу сделать, это сжаться в комок и молиться, чтобы пережить это. Когда я думала, что собираюсь спасти Зора, я думала… Я не знаю, о чем я думала. Его мысли так долго были такими человеческими, но сейчас они совершенно дикие. Это моя вина? Его вывело из себя что-то еще?

Все, что я знаю, это то, что я недооценила, какой на самом деле может быть ярость дракона, потому что разум, подключенный к моему собственному, не человеческий. Ни в малейшей степени.

Я больше не знаю, кто этот незнакомец.

И я в ужасе от того, что променяла одну плохую ситуацию на другую.

Глава 14

Зор

Она боится меня. Сквозь дымку я чувствую ее ужас. Однако я не могу остановиться. Мои крылья бесполезны, поэтому я пробираюсь сквозь узкие щели и заваленные мусором улицы заброшенного человеческого улья. Повсюду металл, в нос бьет его вонь и более знакомый запах древесного угля. Здесь также есть кровь, и этот запах заставляет меня потерять тот небольшой контроль, который у меня есть. Не имеет значения, что это моя собственная кровь.

Важно только то, что я уничтожу любого, кто встанет на моем пути, кто вздумает отнять ее у меня.

Моя Эмма. Они никогда, никогда больше не прикоснутся к ней.

Поэтому, несмотря на то, что мое тело кричит от боли и я не могу ясно мыслить, я продолжаю. Сквозь темноту. Через лабиринт странных квадратных сооружений. Сквозь боль. Через все. Если я остановлюсь, они заберут у меня Эмму. Они причинят ей боль.

От одной этой мысли я начинаю рычать от гнева, мой разум покрывается волдырями ярости.

Никто не причинит вреда моей паре.

Никто.

Я продолжаю, преодолевая агонию. Меня не волнует, что запахи известных врагов исчезают; появляются новые, незнакомые запахи. Меня не волнует, что ночь сменяется рассветом. Меня не волнует, что Эмма дрожит и от нее разит страхом. Я спасаю ее. Я защищаю.

Это то, для чего я создан. Я ее пара. Мой долг — защищать ее превыше всего остального. Защити тех, кто несет жизнь. Защити мать моих детенышей.

Защищать.

Защищать.

Защищать.

Защити Эмму.

Защити Зора.

Нет, это неверно. Я не нуждаюсь в защите. Я тот, кто должен защищать. Сбитый с толку, я останавливаюсь на своих неумолимых шагах и в этот момент понимаю, что совершенно измотан. Ярость бурлит в глубине моего сознания, подталкивая меня вперед, и я снова двигаюсь вперед. Нужно увести Эмму подальше от остальных. Должен защищать.

Защищать.

Защити Зора. Сбивающая с толку мысль снова овладевает мной.

Зор.

Зор. Зор. Зор.

Мое имя. Это мое имя.

Почему это мое имя?

Чья-то рука касается моих чешуек, сжимая их. «Зор».

Снова мое имя. Но не моя рука. В вихре безумия я смотрю вниз.

Это моя пара. Моя Эмма. Моя человеческая женщина. Я несу ее в когтях, прижав к своей забрызганной кровью чешуе. Она смотрит на меня снизу вверх, от нее разит страхом, ее лицо суровое и бесцветное.

— Зор. Вернись ко мне. Зор.

Это мое имя я слышу в ее мыслях.

— Ты должен измениться, — говорит она мне.

В ее словах нет никакого смысла. Я должен измениться? Что изменить? Я начинаю злиться, что в ее словах нет никакого смысла, и рычу на окружающий мир. Неужели она не понимает, что я защищаю ее? Что я ничего так не хочу, как ее безопасности? Что я спасаю ее?

Почему она предъявляет странные требования?

Я игнорирую ее. Я успокою ее позже, когда мы будем в безопасности. А пока я должен продолжать уводить нас подальше от этих людей с огнеметами. Они не могут причинить мне боль, но она… она уязвима. Я думаю о салорианце и о том, как его мысли давили на мой разум. Я мало что помню о них, но я помню… они плохие. Он плохой. Прикасаться к его мыслям — ошибка. Это кажется… знакомым. Почти запретно. Как будто я должен это делать, даже если я не помню таких вещей. Он давит на меня, пытаясь проникнуть в мои мысли, но я не могу ему этого позволить.

Я нужен Эмме.

В конце концов толчок ослабевает, но я все еще продолжаю тащиться вперед. Мои конечности болят от того, что я спотыкаюсь о металлические каркасы — думаю, автомобили, — а то, что осталось от моих крыльев, — это раскаленная добела агония. Я чувствую слабость от изнеможения, но не могу остановиться.

Должен защитить Эмму.

Нужно продолжать идти.

«Зор».

Снова раздается ее голос, и я подношу ее к глазам, нюхаю ее волосы и легонько шлепаю, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Что кровь, которую я чувствую, не ее.

Она прикасается руками к моей морде, и на ее лице вода. Я сбит с толку подобными вещами и останавливаюсь на полпути.

— Ты должен остановиться и измениться. — Она похлопывает маленькой ручкой по моей морде сбоку. — Ты меня слушаешь? Остановись и изменись. Пожалуйста, послушай меня. Пожалуйста. Пожалуйста. Скажи мне, что ты меня слышишь.

В ее голосе столько отчаяния и страха, что, хотя я и пообещал ей, что не буду прикасаться к ее разуму — не прямо сейчас, не с салорианцем, пытающимся проникнуть внутрь, — я мысленно ласкаю ее. «Моя пара».

— Зор! — восклицает она, и ее голос становится настойчивым. — Да! Сосредоточься на мне. Ты сможешь? — Ее рука снова гладит меня по морде, по чешуе. Это щекочет, возбуждает меня. Я должен обратиться к своей двуногой форме и заявить на нее