Ирина Соколова - Крылья

— Думаешь обо мне? — легок на помине.

Высокая фигура, со змеиным изяществом свернувшаяся на камнях, словно он уже несколько часов лежит здесь в этой же позе, а не возник из воздуха мгновение назад. Тонкий запах корицы. Темно-бордовые миндалевидные глаза испытующе заглянули в мои, словно пытаясь прочитать мысли. Его обычное поведение.

Материальный облик Ксаарена возмутительно красив. Грива иссиня-черных волос собрана в сложную косу, петлями раскинувшуюся поверх гранитных прожилок. Удлиненное лицо с тонкими, гармоничными чертами, смуглая кожа, четкие, словно выделенные темно-красным губы… Лишь черные нетопыриные крылья, длинные когти, да пара коротких рожек, почти незаметных в густых волосах, выдают его природу. Красив и притягателен, как и положено искушению.

Демон как всегда разодет в пышный наряд знатного людского лорда. Обильно расшитый драгоценными камнями камзол, тяжелый багряный плащ из бархата, даже перевязь с совершенно бесполезным для демона мечом в позолоченных ножнах. Никогда не понимал, зачем хвастаться богатством тому, кто способен создавать золото из песка. Он говорит, что это забавно. С моей точки зрения — скорее глупо.

— Почему ты так решил?

— Лишь предположение. Я не угадал? — Он закидывает руки за голову, устраивается на спине, почти касаясь локтем моего колена. Слишком близко. Отодвигаюсь. Это тоже часть игры — я никогда и не за что не подпускаю его к себе ближе определенной границы. Прикосновение демона почти невозможно смыть. Оно остается навсегда. Как клеймо, ясно видимое в астральном мире.

— Нет. — ангелы не могут лгать. Но способны виртуозно играть двусмысленностями.

Он хмыкнул, но не стал уточнять, признавая за мной право на тайны. Вместо этого спросил:

— Что тебя тревожит?

— О чем ты?

— Не прикидывайся. Я все вижу. Что с тобой случилось?

Обеспокоенность, искреннее участие — искуснейшая ложь. Демон, этим все сказано.

— Просто мне не нравится ситуацией в человеческом мире. — Рассказать? Это не запретная информация, а мне хочется еще раз это обсудить. — Думаю, как рассказать Старшим об этом.

— Считаешь, они не знают? — Ксаарен ядовито усмехнулся. Невольно пытаюсь представить его нематериальный облик. Наверняка это отсветы кипящей лавы, низкие, толкающие на самые ужасные поступки страсти, одуряющая сладость греха и медленно подкрадывающееся безумие.

— Прости, неточно выразился. Я пытаюсь придумать, как убедить их вмешаться.

— По-моему, если бы они хотели, давно бы вмешались. — Он приподнялся на локтях и легонько дунул, растрепав мне перья на крыльевом сгибе. — Не забивай себе голову всякими глупостями.

— Ты в этом не разбираешься. — без сожаления выдергиваю оскверненное перо.

— Я много в чем разбира… Эй, ты чего?!

Разжимаю пальцы и перышко подхватывает ветер.

— Больше так не делай.

— Прости, я не хотел… — ухмыляюсь про себя. Не хотел! Реакцию мою проверяешь? — У вас с этим так строго?

— У меня — да. — Вообще-то просто след от демонического дыхания исчезает через несколько минут. Но если я позволю ему даже такую малость, в следующий раз он может решиться на большее.

— Твоя основная проблема в том, что ты слишком иного думаешь о пустяках. Живи проще!

Фыркаю, не снисходя до ответа. Философия той стороны. Живи проще, твори что вздумается, не беспокоясь о последствиях. Желания — единственная причина всех поступков.

Чуть помедлив, прошу:

— Ты не мог бы оставить меня одного? Мне действительно нужно все спокойно обдумать.

Ироничный поклон и вспышка тьмы, поглотившей его. Передергиваю плечами. Даже просто отголосок дыхания демонического мира заставляет меня нервно встопорщить перья. Странно, почему общение с самим демоном такого дискомфорта не вызывает?

От Старшего Азмирэля исходит ощущение холода и какого-то застарелого сожаления. Кристальная чистота древнего разума, память тысяч и тысяч лет. Шорох песчинок в часах и неторопливое течение времени. Мудрое, подавляющее своей древностью создание, чей материальный облик я даже не могу вообразить.

— Не в наших силах что-то изменить, Сефиторис. Вы не первый Наблюдатель, что являющийся ко мне с подобной просьбой. Это невозможно.

— Но почему же? — я действительно не понимаю, — Неужели нельзя воздействовать на кого-то из правителей… или главу Церкви?..

Бесстрастное, безразличное, бесконечное терпение к моей горячности.

— Не мы послужили причиной начала этого — не нам и служить причиной конца. Ничто не должно нарушать равновесия.

— О каком равновесии идет речь? Человечество впало в кровавое безумие и все глубже погружается в него. Мы не можем просто смотреть на это!

— Рано или поздно это закончится, нужно просто подождать. Такое случалось раньше и не раз. Эта вспышка агрессии всего лишь чуть глобальнее. А наше вмешательство может только усугубить ситуацию. Пока мы сохраняем нейтралитет, демоны тоже не могут никак вмешаться. Если мы будем внушать людям нужные нам мысли, или, тем более, пошлем в материальный мир своего эмиссара, они смогут ответить тем же. Мне нужно объяснять, чем это может закончится?

Соглашаюсь. Что-то в этом роде я и подозревал.

— Я и не думаю о масштабном вмешательстве, Старший. Вы же знаете людей. Достаточно всего одного талантливого проповедника, одной вовремя написанной книги, одного разумного правителя в конце концов! Небольшой сдвиг мышления, осознание…

— Довольно. — легкое раздражение?.. нет, показалось, — Не рассуждайте о том, чего не в силах понять. Да, много раз бывали случаи, когда вовремя сказанные слова меняли историю мира. Но сейчас в этом мире нет ни одного достаточно смелого проповедника, который мог бы их произнести. А мы не можем внушать чувства, которых нет в душе изначально. Это нарушает равновесие.

— Но…

— Возвращайтесь к себе, Сефиторис. Я подумаю над тем, чтобы изменить вашу специализацию.

Волевым усилием перемещаюсь на уровень Наблюдателей. Так значит, ничего нельзя сделать… ничего… Слова Старшего о достаточно смелом проповеднике почему-то не выходят из головы. Всего лишь достаточно смелом… Нет, чушь! Азмирэль ясно дал понять, что мы не можем послать в человеческий мир своего эмиссара.

Какая-то мысль упорно плавает на границе сознания. Один единственный проповедник…

Все тот же одинокий остров посреди океана. Я стою у обрыва, завернувшись в крылья. Далеко внизу волны с грохотом разбиваются о скалы. Так же, как и всегда. Опускаю голову, по детской привычке занавешивая лицо волосами. Решение принято, обдумано и просчитано. Меня бьет мелкая дрожь.