Почти цивилизованный Восток (СИ) - Лесина Екатерина

Вот и…

- Еще раз полезешь, - Стефано поднял этого человека за горло и тряхнул хорошенько. Тот висел в руках Стефано тряпкой. – Я тебе грабли так переломаю, что до конца своей жалкой жизни шевелить не сможешь. Ясно?

- Ты… - человек булькнул что-то.

- Годе, - снова появился чернобородый. – Ты, Эндрю, что-то больно суров.

- Я на эту идиотку несколько месяцев угробил, - Стефано уронил того, отвратительного типа, и плюнул на него.

Про кого он?

- Не хватало теперь, чтобы какой-то придурок товар попортил.

- Он не полезет. Клай, приглянь.

- Погодь, надо её переодеть, - Стефано запрыгнул и склонился над ящиком. Он прижал пальцы к шее, и в этом прикосновении не было и тени нежности.

Почему-то стало страшно.

Очень-очень страшно.

- Я Майку кликну. Подберет чего от девок. А она того… не того часом?

- Живая. Но сейчас…

Её приподняли, и к губам прижалась та самая, уже знакомая фляга.

- Сильная. Еще отойдет до сроку, кричать станет, - пояснил Стефано. – А так… ты весточку отправил?

- Еще когда. Обижаешь.

И снова ушли. Зато появилась женщина. Узкая. Бледная. Уродливая, как все-то в этом месте. За нею шел огромный мужчина, правда, двигался он медленно и выражение лица имел такое, что Эва сразу поняла – убогий.

Но её на руки подхватил легко.

И понес за женщиной.

То, что происходило дальше, заставила Эву возмущенно открывать рот. И закрывать. И снова открывать, только вместо крика вышел сдавленный писк, который и был услышан лишь черным толстым котом. Да и тот лишь хвостом дернул, мол, чего разоралась?

Её раздели.

Женщины. Слава богам, женщины! Но полностью. И одна, выряженная совершенно непотребным образом, долго щупала нижние юбки и языком цокала.

- Положь, - сказала та, первая. – Не про тебя.

- А и чего? – женщина подняла юбку. – Ишь, тоненька кака! Мяконька…

И щекой потерлась, оставляя на ткани следы пудры и румян. Отвратительно! Как они…

- И сама она… - вздохнула женщина. – Хорошенькая… жалко её.

На Эву натянули жесткую рубашку и платье из грубой ткани того неопределенного цвета, который случается после долгого ношения и многих стирок. У них в доме и прачки-то опрятнее выглядели.

- Вот смотрю и думаю… что ж мы бабы-то за дуры такие? Что ж нам дома-то не сидится.

- Еще поплачь, - сказала некрасивая женщина, отвесив другой, размалеванной, затрещину.

- Да ну… вот ведь я тоже, может быть… жила у папеньки с маменькою, росла, горя не ведала, - затянула размалеванная, да со всхлипами и подвываниями. – И жениха мне нашли хорошего, да я ж дура-то, счастия своего не уразумела… нехорош показался. Старый. Кривой. А пошла бы и сейчас, небось, давно б схоронила… жила б себе пресчастливо честною вдовою. У него вона, своя пекарня имелася.

И замолчала.

- Дуры или нет, - сухо произнесла та, первая, - но то не нашего ума дело. Ясно?

Эве ясно ничего не было.

Но кто её спрашивал?

Тело снова вернули в ящик, а тот перекинули на другую телегу, еще более невзрачную, чем первая. На козлы сел сам Стефано, причем вид у него был совсем чужой. И лицо будто морщины прорезали. И щеку налево перекосило, а рот перекривился.

Из ниоткуда шрам возник.

Не было у Стефано шрамов! Не было!

И седины, что пробилась в черноте волос, тоже не было! Он… он решил, что той, первой, маскировки будет недостаточно? Боится, что кто-то может… мог бы…

Хотелось верить.

И не получалось.

Почему-то.

Эва зацепилась за тело и заставила себя вернуться. Нельзя надолго уходить, но… травы… теперь она чувствовала яд, что сковал её. И удивлялась тому, как сразу не поняла.

Капля сока змеекровки.

Редкая трава. Невзрачная. И растет лишь на змеиных лугах, там, где гадюки греются. Она-то и вырастает от змеиного яду, оброненного на землю. Людям простым с той травы одна беда. Попадет стебелек махонький в сено, и вся отара потравится. А если уж человека попотчевать…

Откуда у Стефано змеекровка?

И знал ли он вовсе о её свойствах?

Эва и сама знала мало. Только… только что можно составить зелье, которое замедлит сердце, и дыхание почти остановит. И вовсе человек будет глядеться мертвым.

Нет, нет, нет…

Или…

Конечно, матушка ведь, когда узнает, к отцу бросится. А у того друзья. И искать Эву станут заклятьями. А заклятья покажут, что она… мертва?

Ужас какой!

Или… или все еще страшнее?

Её ведь будут искать не день и не два. И что? Все это время её будут держать сонной? Но нельзя! Змеекровка ядовита. И в теле она задерживается надолго. И… и так на самом деле недолго убить.

Зато понятно, почему это снова произошло.

Не понятно только, что Эве делать.

К городу прибыли на следующий день.

Ночь Эва провела в том же ящики, а Стефано – в невзрачном, грязном домишке, что спрятался среди иных. То ли это было деревней, то ли уже пригородом, Эва не знала. У нее получилось удлинить нить, что привязывала её к телу.

Не сразу.

Но ей… ей нужно было услышать!

Очень.

И нить поддалась. Правда, истончилась опасно, но Эва ведь недолго.

- Вот, стало быть, как… - хмуро произнес Стефано. Он сидел в комнатушке, где едва-едва уместились кривоногий стол и пара стульев. На столе стояли кувшины, лежал разломанных хлеб и куски какого-то мяса. Прямо в лужах жира. – Твою ж… и давно?

- Вот только весточку получил, - человек с лицом отпетого негодяя – в книгах любви всегда мешали отпетые негодяи, уродливые с виду и в душе тоже – жевал хлеб. Задумчиво так. И чистил ногти острием длинного и тоже уродливого ножа. – Знающий человек настоятельно рекомендовал залечь на дно.

- Что он…

- Сядь, - жестко сказал тот, с ножом. – И послушай. Заказчик помер? Это не наша с тобой проблема. Другое дело, что помер он не тихо. Многое дерьмо всплыло. И как понимаешь, разные люди начнут задавать разные вопросы.

Это… это какие?

- И многие… в свете последних событий пересмотрят свое отношение к случившемуся.

А речь у него правильная. Даже Стефано иногда… оговаривался. Но ему простительно. Он ведь рос в бедной семье, это уже потом дядюшка понял, что ему наследник нужен.

Или тоже ложь?

Не было никакого дядюшки, который вот-вот должен был уйти, оставив наследство и титул бедному Стефано? И самого Стефано, того хрупкого, слегка застенчивого, так легко краснеющего, тоже не было?

А… кто был?

На самом деле?

- Твою… - то, что произнес Стефано, Эва вряд ли сумела бы повторить. – И что теперь?

- Теперь… я бы советовал убраться куда-нибудь да подальше. Скажем, вот в Старом свете, говорят, неплохо устроиться можно. Если с деньгами.

- С деньгами везде можно.

- Что, уже проигрался?

- Не везло.

- Дурак ты, - покачал головой человек. – Ладно… девка твоя что?

- Да спит. Что с ней делать-то?

- Ну… я бы посоветовал избавиться. Она тебя видела.

И не только его! Эва стиснула кулачки. Её разрывало от гнева. И обиды. Как так! Она ведь… она ведь его любила! По-настоящему!

Так, как только можно любить человека! Чтобы с первого взгляда и до последнего вздоха.

- Жалко…

- По-настоящему жалко станет, когда её родичи тебя отыщут.

- А если… она ведь спит. И верит, - человек, которому Эва и вправду верила, почти как себе и даже больше, задумался. – Можно ведь… до храма, а там обвенчают.

- И?

- И назад. Небось, поорут да успокоятся. Примут. Куда им деваться-то? Заживу…

- Хорошо, правда, недолго. Как думаешь, что её папенька-некромант с тобой сотворит, когда поймет, кто ты?

- Она… меня любит.

- Во-первых, бабская любовь, что цвет весенний. Сегодня есть, а завтра облетела вся. Во-вторых, любить она может хоть до изнеможения. Думаешь, поможет? Отправят куда на воды здоровье поправлять, а с тобой несчастный случай произойдет. И никто-то не удивится.

Стефано выругался.

А Эва едва не лопнула от злость. Вовсе отец не такой! Да, он бы рассердился. Безусловно. Но… но убивать не стал бы! Он глубоко порядочный человек, а не как эти люди! Честный и очень-очень добрый.