Айви Девлин - Красная луна

Но все равно глаза щипало.

Я вышла из столовой и как-то сумела продержаться весь день, хотя уроки, казалось, никогда не закончатся. Я устало поплелась на последний, рисование.

Я выбрала этот курс вслед за Кирстой, а еще потому, что дома мы с мамой всегда рисовали. Таланта у меня совсем не было, но для нее это никакой роли не играло. Я изучала техники, рассматривала известные картины, и мы обсуждали, что именно делает их великими. Мама говорила, что любить искусство не менее важно, чем быть способной творить.

В школе этой любви значения не придавали. Я вошла в класс и увидела все ту же вазу с яблоками, над которой билась еще до… Странно было думать об этом в таком ключе — о том, что было до и что теперь, и о родителях.

Но я думала именно так — я видела вазу с яблоками, над которой билась еще до того, как мои мама с папой умерли. Фрукты блестели, они были безупречным и, пластмассовыми.

Ненастоящими.

Кирста расположилась в противоположном конце классной комнаты, не там, где мы раньше стояли вместе. Я осталась одна. Посмотрела на неизменные яблоки, на свой начатый рисунок. Мне хотелось нарисовать их так, как будто они уже пролежали в вазе несколько дней. Я нарисовала пятнышки на кожице, кое-где у них даже начали подгнивать бока.

Мне казалось, что надо показывать вещи как есть, реалистично. Показать, что они не вечны.

Но так было раньше.

Я закрыла альбом и отпросилась в туалет. Вместо этого пошла в секретариат и попросила позвонить Рене.

— Рене? Эйвери, ты хочешь, чтобы бабушка за тобой приехала? — спросила миссис Джоунс, секретарша, и я кивнула.

Она знала, что мои родители с ней не разговаривали. Все это знали. И у нее было свое мнение на этот счет. Как и у всех остальных — когда мама с папой перестали общаться с Рене, им просто пришлось принять чью-то сторону, и все встали за бабушку, так как считали моих родителей странноватыми, «с причудами».

Я проглотила комок в горле. Хотелось сказать ей, что она не знала моих маму с папой так, как знала я, что она вообще ничего о нас не знала, но я молча села и принялась ждать. Она бы все равно не стала меня слушать.

Когда я уселась на неудобном диване, в кабинет кто-то влетел. Дверь резко распахнулась, и я увидела парня. Темноволосого, в старой поношенной майке, джинсах и мокасинах.

В школе никто из ребят мокасины не носил. Новенький?

Я слегка подалась вперед, чтобы получше его рассмотреть, и тут — ну, а как же еще — парень повернулся ко мне и увидел, что я его разглядываю.

На секунду наши взгляды пересеклись, и я поняла, что он на меня никогда внимания не обратит. Так, чтобы всерьез. По сравнению с ним остальные парни казались просто никакими. Он выглядел как настоящий ангел: скулы, губы, большой прямой нос. Писаный красавец.

А глаза у него были серебристыми.

Не серо-голубыми, не просто серыми. Серебристыми. Я ошарашенно смотрела в эти глаза, а он развернулся и ушел, хотя миссис Джоунс сказала ему:

— Подожди секундочку, я принесу распечатку с твоим расписанием, чтобы ты знал, какие у тебя уроки.

Вернувшись и увидев, что его уже нет, она обратилась ко мне:

— Сейчас вернется. Я пока позвоню твоей бабушке. Позови меня, если он снова придет, ладно?

Я кивнула, но тот парень так и не вернулся. Можно было подумать, что он мне пригрезился, но миссис Джоунс принесла его расписание. Я встала с дивана и заглянула в листок: стало любопытно, хотя никаких причин для этого у меня не было.

Парень действительно оказался новеньким, его звали Бен Дьюзик. Он жил недалеко от меня.

Точнее, недалеко от моего бывшего дома.

Он приехал из Литтл Фоллс — я об этом городке и не слышала ни разу — и, как я прочитала, теперь жил с Луисом Дьюзиком, своим двоюродным дедушкой.

— Эйвери, я же просила тебя присесть, — сказала миссис Джоунс. С недовольным видом она взяла распечатку с расписанием Бена, и больше я ничего прочесть не успела. — Он не возвращался?

— Нет, — ответила я, вспоминая, как папа говорил о том, что к Луису, нашему ближайшему соседу, приезжают какие-то родственники.

Так что мы всей семьей должны были вскоре сходить к ним, познакомиться. Мама хотела испечь для них банановый хлеб. А я идти отказалась. Мне не хотелось встречаться ни с какими родственниками Луиса. Он был таким же старым, как Рене, и по его виду всегда казалось, что ему меньше всего на свете хочется с тобой разговаривать.

— Садись и жди бабушку, — снова велела миссис Джоунс, и я села.

Бен больше не приходил. Я подумала, что он слышал о моих родителях. Наверняка он уже знал все, и я была уверена, что он вовсе не радовался тому, что они жили так недалеко от нас.

Через некоторое время появилась Рене. Она поприветствовала миссис Джоунс, и та спросила:

— Есть новости?

Рене покачала головой и посмотрела на меня:

— Готова?

Я кивнула. Потом встала, мы вышли и сели в машину.

— Очень было трудно? — спросила Рене, отъезжая.

— Надо было рисовать яблоки, — ответила я, и она кивнула, как будто поняла, что я хотела сказать.

Я вспомнила папу: ему тоже можно было сказать что угодно, и он так же кивал. Он всегда был готов ждать, пока я подберу правильные слова и выскажу свою мысль.

Я посмотрела на нее.

— Почему ты так злишься на него? — наконец спросила я.

— После колледжа ему столько путей было открыто, — медленно проговорила она. — А он этим не воспользовался. Вернулся сюда. Меня это бесило.

— Но ты же тут живешь.

— Да, — ответила она, — я все еще тут.

Печаль в ее голосе была не менее искренней, чем злость, которую я услышала на похоронах, и я отвернулась к окну. Увидела дорогу, которая вела в лес, к нашему дому, ко мне, маме и папе. В прошлое.

Но мы туда не свернули.

3

Той ночью мне приснилось, что мы с родителями ужинаем вместе. Мама приготовила курицу в тесте, с хрустящей корочкой по краям горшочков. Папа выбрал всю морковку и усмехнулся, когда мама сказала:

— А я ее люблю. — И съела прямо с папиной тарелки, слегка толкая его локтем.

— Фу, — поморщилась я.

Я смущалась, когда они проявляли друг к другу чувства, хотя в то же время и гордилась этим. Между чужими родителями я никогда не замечала такой любви, как между моими мамой и папой.

— Еще и шоколадный пирог есть, — объявила мама.

Я встала и вынула его из холодильника. По центру пирога проходила трещина, и я показала ее маме.

— Бывает, — сказала она, — пироги не всегда получаются идеально.