Светлана Жданова - Неспетая песнь дракона

«Я люблю тебя, Стас. С ними всё буде хорошо, верь мне.»

Брат кивнул и присел на край стола, привычно убирая руки в карманы брюк. Затем громко вздохнул. Стрельнул глазами по сторонам, снова вздохнул, чуть пораскачивался, расшатывая какой-то там исторический раритет. Оперся руками назад, выгибая спину. Под его весом стол противно скрипнул ножками по полу и чуть отъехал в сторону, заставляя дракона прогнуться еще сильней. Бросив на сестру короткий взгляд, он поднял глаза к потолку, облизнул губы и… начал насвистывать.

Немногочисленные присутствующие драконы заволновались.

— Ни у кого с собой костей нет? А то давайте в крепс сыграем? На раздевание.

— Кто-то тут недавно зомби изображал и утверждал, что у него на таких же не встает, — поддел его Пан, дракон из связки Ту, чей брат сейчас с другими ищет следы их пропажи.

Сидящая рядом с ним Карли, так же выполняющая роль связного с другой командой, возмущенно фыркнула, чисто по-женски отказываясь принимать факт, что она кого-то может не возбуждать.

Стас подвернул под себя одну ногу, разворачивая ее коленом в сторону, и фактически упираясь в пол только мыском второй и подавая таз чуть вперед. Косо посмотрев на обоих связных, он усмехнулся, отчего драконов обдало жаром.

«Ты-то точно любого зомби можешь расшевелить, братишка!»

«Этим и занимаемся!»

«Тогда осторожней. Не заигрывайся, радость моя!»

— Так что, чьи кости будем бросать?

— Твои, и желательно подальше отсюда.

— О, не ожидал от тебя такой прыти, Пан.

— Ты, кажется, обещал сравнять этот мир с Пустошью, — наконец подал голос Нирран, все так же каменной статуей возвышаясь возле окна. — Так что еще здесь делаешь?

— Половину, Рани, половину.

И удар по свежей, еще активно кровоточившей ране, был засчитан. Остальные и глазом не успели моргнуть, как Нирран уже был рядом с заигравшимся драконом, осмелившимся так шутя напомнить о том, о чем остальные предпочитали молчать, не замечать и не думать. Сам же Стас совершенно не выглядел напуганным, просто коленом упирался в грудь нависшего над ним мужчины и, чуть запрокидывая голову, из-под ресниц смотрел в его взбешенное лицо.

«Ты…»

Непонятно как, но даже короткое слово, совершенно не подходящее для этого, дракону удавалось шипеть. Мысленно. И довольно громко.

— Крепс отменяется? — приподнял одну бровь Станислав.

Нирран же не понимал, что творит этот чокнутый. Внутри него клокотал безумный, бурлящий океан злости и ненависти, но даже самые сильные его волны разбивались об спокойствие и легкую насмешку в полуприкрытых и каких-то томных глазах. Да и во всей этой странно изогнутой, словно поломанной позе было столько уязвимости и шаткости, будто перед ним ни тот сильный, уверенный в себе мужчина, что с хищной полуулыбкой обещал жестокую кару, а затем с оружием в руках доказывал состоятельность своих слов, не тот синий дракон, что без сомнений и жалости вгрызался в тела ледяных собратьев. И в то же время чувствовалась особая, глубокая сила, прошивавшая тело Станислава той заманчивой привлекательностью, против которой и его злость и острие кинжала, царапающего шею прямо под кадыком, были бессильны.

— Еще раз услышу это имя, и в крепс ты будешь играть костями, выточенными из твоего носового рога.

— Как скажешь… Ранис-с-с, как с-скаш-шеш-шь.

Сощурив глаза, Нирран убрал кинжал от горла дракона… в тот же момент чуть толкая одну из хлипких ножек стола. Золотистые глаза широко распахнулись, зрачок в миг вытянулся в тонкую нить… а хрупкий предмет мебели не выдержал.

Уже лежа на досках, бывшими когда-то антикварной мебелью, Станислав рассмеялся. И только Стася, как никто знавшая брата, понимала, как близко от этого смеха до того глухого рыка, которым обычно он задавливал в себе рыдания и песнь отчаянной боли. Смеяться, и пусть другим слышится в этом надвигающаяся истерика, но никто не поймет, что значит оборванная песнь.

— Твой брат всегда такой… дурной?

— Такой — всегда, когда все ведут себя как придурки. — Подойдя к Стасу, она протянула ему руку и помогла встать. — И хоронит тех, кто погиб, а не тех, кто жив. Мои сыновья вернутся, и нечего делать такие скорбные лица и отводить взгляды. Да, Стас?

Её близнец кивнул.

— Ты же знаешь своих деток. Сери наиграется, возьмет брата за шкирку и они вдвоем вытащат хоть три монетки из кармана Аида!

Иногда драконы берутся пророчить на пустом месте, даже не замечая о то, что говорят. Они вообще с трудом могут объяснить, что в их случае ЧУВСТВА, а что так — показалось. И если дракон говорит, что завтра будет дождь, не обязательно брать зонт, чтобы он не пошел.

Нирран осторожно прижимал к себе холодное тело девушки, не в силах хоть на мгновение выпустить ее из своих рук. Она не вырывалась, не спорила, просто совершенно безразлично смотрела на мир из-под светлых ресниц, покрытых инеем. Такой знакомый взгляд, слишком часто сам видел его в зеркале и глазах близнеца. Раньше сероглазого не особо трогала судьба кровников Александрит, или маленькой драконицы, но сейчас Нирран оглядывался, в поисках гранатоволосого мужчины, единственного из-за которого она могла стать такой. И не находил. Колиандрэй сейчас обнимал плачущую мать, красногривый, откровенно жаркий асур гладил жену по спине, но в этот раз его пламя не ласкало, а жалило каждого, кто оказывался рядом. Хрупкая беременная блондинка так же рыдала на руках своего эльфийского деда.

И только синий, как предштормовое море, дракон с золотыми глазами стоял на холме поодаль ото всех и зло сжимал кулаки, глядя на едва видный дымок.

— Половина… половина, — шептал он одними губами. — Какая же ты стерва. Какая злопамятная мстительная дрянь!

Нирран почти видел, как длинный, гибкий синий хвост стегает по ни в чем не повинной земле в какой-то иступленной истерике своего хозяина. От этих ударов на траве оставались высушенные полосы, а некоторые особо впечатлительные растения бестелесная драконья аура вообще срезала словно ножом. Силен! Управляться с аурой как с физическим телом дано не многим драконам их клана.

— Ему не нравится, когда судьба с ним шутит. А ее забавляет его реакция, — тихо прошептала Александрит, прикрывая глаза.

Станислав повернул к ним лицо, так что на фоне неба стал заметен точеный профиль. Уголок губ его дернулся в кривой усмешке, и землю расчертил уже вполне материальный хвост, усаженный острыми шипами.

Все эти дни Нирран буквально сгорал изнутри. Кровь брата, его отчаяние и боль навечно останутся на совести Нира, как осталось раскаяние и вина за смерть Шалеи. И не на кого было переложить груз ответственности, каждый раз это лишь его решение, его ответственность и кара. Вот только в прошлый раз за ним рушился мост надежд, а сейчас этот мост просто скрывал от него туман незнания, туман, что укрыл от него Александрит, человеческого ребенка с синими глазами как у его жены. И все же… что-то вновь ушло, вырвав из него часть души и сердца.