По ту сторону тьмы - Марика Полански

— О, несомненно, дорогая! Так поставить на место старшего сыщика! Его лицо незабываемо! Это достойно восхищения… Вы куда-то спешите? Могу вас довезти.

Я замялась. Принимать предложения от бордель-маман, даже такое пустячное, это поставить очередное пятно на своей репутации. «Да к чёрту эту репутацию! Можно подумать, что она тебе хоть раз помогла, — оживилась Мира и ударилась о рёбра. — Ноги неказенные, поехали. Заодно, может, чего нового расскажет».

С трудом забравшись и устроившись на мягком сидении, я вежливо ответила

— Искренне вам благодарна, мадам Дюпре. Мне в городскую библиотеку надо.

Когда экипаж неторопливо двинулся в сторону Приморского бульвара, мадам Дюпре тоном светской дамы сообщила:

— Вы наверняка уже слышали о том, какой жуткий взрыв был на Столичном вокзале? Так ужасно! В наших кругах ходят толки, что у этому причастен тот самый Паук, что забрал с собой юную Азизу. Бедная девочка!

Вежливая улыбка, казалось, приросла к моему лицу. Внутри же бушевало негодование, смешанное с тихой яростью. Бедная девочка! Да, мадам Дюпре была ещё той лицемеркой… Ей вряд ли было жаль по-настоящему Азизу. Она лишь сожалела о своих потерянных деньгах. И от такого неприкрытого лицемерия меня воротило.

— Я была на вокзале, когда прогремел первый взрыв. Спасибо господину Наагшуру. Он меня вытащил из-под завалов.

Бордель-маман изумлённо ахнула, прикрыв рот руками. Странно, но в жесте не было ничего наигранного.

— Я всегда знала, что господин Наагшур очень благороден, — с уважением произнесла она. — Несмотря на его скрытный характер, он воспитан и галантен. Думаю, вас можно поздравить. Вам очень повезло, что такой мужчина обратил внимание на вас.

От последней фразы мне сделалось дурно. Надо же! Он обратил на меня внимание! Да пропади он пропадом! Я бы предпочла сейчас пить чай на чердаке где-нибудь у чёрта на куличиках, чем находиться рядом с ведьмоловом.

С больши́м трудом я совладала с разрастающейся бурей в груди.

— Сомневаюсь, что ему повезло со мной, — едко заметила я. — Я не люблю мужчин. Более того, я их не особо уважаю… Впрочем, думаю, вы и сами это заметили.

— Только не говорите, что вы из тех, кто… — мадам Дюпре многозначительно приподняла брови, — предпочитает женское общение мужскому… Если, конечно, понимаете о чём я.

Щёки моментально вспыхнули. Не хватало, чтобы меня стали считать одной из женолюбиц, которые постигают науку страсти нежной с подругами.

— Я предпочитаю оставаться свободной. Как вы правильно заметили, большинство мужчин обделены умом и воспитанием. А женщин… Я не переношу женских истерик.

Бордель-маман кивнула так, словно ожидала услышать от меня что-то подобное. Однако в то же время по её лицу проскользнула тень искреннего сожаления.

— Вы очень сильная женщина, Ладамира. Вам придётся нелегко. Вы привыкли всегда и во всём полагаться на себя. Но у вас есть мужчина, и глупо это не использовать, — окинула меня каким-то странным взглядом, и чуть тише продолжила: — Уж кому, как не хозяйке борделя, говорить о мужчинах и их слабостях. Совершенно необязательно тащить на себе весь груз, который возложила на вас жизнь. Жизнь — жестокая и несправедливая штука. Так что не пренебрегайте использовать любую возможность в свою выгоду. Сказки про любовь хороши для девиц благородных кровей. Но и они подчас вынуждены сносить пренебрежительное и скотское отношение.

Цинизм мадам Дюпре странным образом подкупал. Наверное, потому, что она не стеснялась ни своего положения, ни своих мыслей. Говорила напрямую, не скрываясь за светскими условностями.

— Даже не знаю, что вам ответить на это, — устало вздохнула я.

Экипаж остановился, и бордель-маман внезапно подалась вперёд мягко сжала мою руку в своих широких ладонях.

— Я не любительница давать советы. Но всё же поделюсь некоторыми истинами, которые открылись мне. Первое: говорите, что думаете и чувствуете. Мужчины — не гадалки, они не способны узнать, что у вас на уме. Они слишком примитивны, чтобы понимать женские намёки. Второе: никогда не притесняйте себя. Мужчин может быть много, а вы у себя одна. И третье, пожалуй, самое главное, не теряйте себя. Вы можете влюбиться. Такое случается, когда мужчина и женщина находятся вместе. Но никогда не ставьте его выше себя. И никогда не пытайтесь его переделать под себя. Не получится. Цените себя и свою свободу. Мужчины — странные существа, их всегда тянет к женщинам, в которых они чувствуют внутреннюю независимость.

— Благодарю вас, мадам Дюпре. Всенепременно воспользуюсь вашими советами.

Мадам Дюпре тепло улыбнулась и вздохнула.

— Вы очень хорошая, Ладамира. Помните, что с такими мужчинами, как Наагшур нужна мягкость и тепло. Он, конечно, ещё тот засранец. Но это не значит, что у него нет слабых мест. Нежность способна растопить сердце даже ледяному великану.

Кучер помог мне выбраться из экипажа. Бордель-маман дружелюбно махнула на прощание, и карета скрылась за поворотом Большой Торговой улицы.

Глава 11. Легенда о черном лизиантусе

Увидев меня между стеллажами с книгами, старый библиотекарь поднялся на неуверенных ногах и тотчас опустился обратно в кресло. Посеревшее от горя лицо дрогнуло, и дядя Слав разрыдался как ребёнок.

— Услышав о взрыве, я помчался на вокзал, — всхлипнув, произнёс он. — Но здание оцепили законники… Сколько трупов! Сколько трупов! Туда никого не пускали. Ты не представляешь, Лада! Когда сказали, что мало кто уцелел, я понял, что никогда не смогу себя простить за это. Ведь это же я отправил тебя на тот вокзал… Думал, я тебя не увижу, девочка…

— Всё хорошо, дядь Слав.

Я ободряюще улыбнулась ему и сжала морщинистую стариковскую руку. В груди потеплело, по венам пробежали огненные ручейки — Мира молчаливо плела незаметный кокон, запечатывающий горестные чувства и успокаивающий душу, и перекидывала на библиотекаря.

Сероватая кожа порозовела, дыхание успокоилось, морщины разгладились. Через несколько секунд дядь Слав облегчённо выдохнул, провёл рукой по лицу, стирая остатки слёз и посмотрел на меня просветлевшим взглядом.

— Спасибо, — негромко, чуть смущённо произнёс библиотекарь и, спохватившись, добавил: — Как обычно? Чай?

В его голосе послышалась академическая рассеянность. Как у профессора Разини, когда тот посреди лекции вдруг обнаружил какую-то мелочь, которая заставила его по-новому взглянуть на теорию эволюционной относительности видов.

Я кивнула и устроилась в кресле напротив него.

— Да пожалуй, не откажусь.

Закуток наполнился ароматом мелиссы и шафрана. Библиотекарь тихонько бряцал чашками, и вскоре на столе появились знакомая пиала с вареньем и тарелочка с миндальным печеньем. Стало уютно, словно я вернулась домой.

— Так, значит, ваш дар — врачевать чужие души?

Дядя Слав смотрел на меня, как на чудо света. Щёки зарделись от смущения. Я невольно