Мой маг с высокой башни - Дарья Киселева

ясно… Остается только вынести наказания виновным, — сказал Кернел, глядя мне в глаза. — Что скажешь, травница Эйна? Какой приговор тебе кажется справедливым?

Зачем он спрашивал меня, ведь наверняка уже все решил сам? Или я могла повлиять на приговор — не зря же лорд заговорил про справедливость?

— Господин! Если бы я судила Грэза и Лидса, то наказала бы обоих изгнанием за пределы Эннавы.

Кернел усмехнулся, как если бы услышал шутку… Но он быстро понял, что я говорила всерьез.

— Не ожидал! — произнес маг. — Разве справедливо отпускать преступников? Запрет на возвращение в страну — очень мягкое наказание.

— За контрабанду казнь не полагается, а моего друга рудники убьют за несколько месяцев. Разве это не слишком сурово? — возразила я, сжав в кулаке ткань юбки.

Маг изучал меня, словно какую-то диковинку… Точно! Как диковинку с Полуденных земель. Недавно мы говорили с ним о них.

— Простите, господин, если я сказала неуместное! Но вы спросили, и я ответила.

— Неуместное, действительно! Законы едины для всех, травница, — произнес он, а затем отвернулся. — Я напрасно заговорил с тобой об этом.

Мое сердце, которое только что билось где-то под горлом, рухнуло вниз.

— Пожалуйста, выслушайте, господин! Вы сами спросили, так разрешите сказать!

Кернел поднял бровь, и такого выразительного лица я еще у него не видела. Маг был удивлен, и почему-то неприятно.

— Для тебя это настолько важно?

— Да, лорд! Почему нельзя обойтись изгнанием? Почему недостаточно лишить хозяина конюшни имущества и запретить возвращаться в Эннаву? Все, что Грэз сделал, это держал у себя камни, важности которых даже не понимал.

Кернел опустился на спинку кресла и сплел пальцы перед грудью. Голова мага была откинута назад, отчего лицо приобрело высокомерное выражение.

— Продолжай, Эйна. Я слушаю.

— Ведь камни стоят денег, а не жизни. Так будет справедливо! Может быть, мой друг и любит деньги больше, чем они того заслуживают, но он не плохой человек. Совсем неплохой и такой незначительный по сравнению с вами! Что вам с его смерти?

— Цитрел… — Кернел начал строго и торжественно, но его тон быстро сменился на угрожающий. — Цитрел не оценивается в деньгах, Эйна. Без этих кристаллов не создать артефактов, и меня пугает, что кому-то понадобилось столько необработанных камней. Или ты думаешь, их украли, чтобы сделать зачарованный светильник да ловушку для духов?

— Я не знаю, господин. Откуда мне знать!

Лицо Кернела вдруг прояснилось, и маг рассмеялся. Смех был тихим и звучал так же сдержанно, каким большую часть времени казался сам маг.

— А ведь ты даже не спросила, будут ли тебя судить вместе с твоим другом.

Я открыла рот, но не придумала, что сказать. Кернел же направился к окну. Ножки кресла, с которого встал маг, безжалостно проехались по ковру, который мог стоить, как хорошая лошадь.

— Подойди, — велел лорд. — Ты видишь этот город?

Я оказалась рядом с магом, но избегала смотреть на него и быстро перевела взгляд на Кинар. На ту его часть, которая называлась высоким городом.

— Да, господин.

— Знаешь, сколько людей тут живет?

— Примерно, лорд Кернел.

Он покачал головой.

— И ты полагаешь, что когда я выношу приговоры людям, нарушившим установленные мною или моими предшественниками законы, я должен разбираться, кто хороший человек, а кто плохой?

Кинар был слишком велик для этого. Я это понимала.

— Я говорила необдуманно и сожалею об этом.

Из расположенного высоко окна был виден кусочек улицы за стеной резиденции, где шла четверка слуг с крытыми носилками на плечах. Мужчины не выглядели силачами, но двигались легко, словно деревянный короб с человеком внутри ничего не весил. Магия могла творить и не такое… Магия вообще многое могла, но она редко покидала высокий город.

— Ты его любишь? — поинтересовался Кернел.

— Кого?

— Твоего «друга». Дело в этом? Любящее сердце — верное, но предвзятое. Я могу это понять.

Горло сдавило спазмом, но я сделала вид, что поперхнулась.

— Нет, господин. Не в том смысле, который, я полагаю, вы вложили в это слово. Грэз однажды помог мне, а я — ему… Пусть это звучит, как пустяк, но наша дружба испытана годами…

Я говорила сбивчиво — мне нужно было скорее собраться с мыслями.

— Мне рассказали, что однажды ты откупила вора от тюрьмы. Это так?

— Это давняя история, почтенный господин. Какое значение она имеет сейчас?

Кернел свел брови, отчего верхняя половина его лица словно потемнела.

— Я слышал, что восемь лет назад одна женщина, — как видно, очень жалостливая, — откупила от суда мелкого воришку. Разве это не поучительно? Благополучно избежав наказания однажды, вор совершил преступление намного более тяжелое.

— Но вы говорите вовсе не про Грэза!

— Неужели? Тогда я еще сильнее хочу знать, что случилось.

Я взяла себя в руки. Надежда еще была.

— Он ничего не крал у своего хозяина! Грэза ложно обвинили, что позже выяснилось. Тогда мы с ним вместе заплатили откуп за другого ученика того же мастера… Думаю, за давностью лет многие детали смешались в памяти людей, и возникла эта путаница.

По лицу мага я не смогла понять, поверил он мне или нет.

— Так ты считаешь, твой знакомый умрет, если отправится на запад?

— Я знаю это, господин. Прошу вас, рассудите не по закону, а по справедливости!

Лорд был выше меня, и мне пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Не верилось, что этого человека можно было разжалобить, но я обязана была попытаться. К моему большому удивлению, Кернел кивнул.

— Мне не за чем обходить закон, Эйна. Помочь твоему другу и его работнику можно и без этого, — он непонятно усмехнулся.

Я приготовилась к подвоху.

— Ты хорошо придумала с изгнанием, но позволь внести одно уточнение. Приговором станет шельмование, чтобы они не вздумали вернуться…

И всего-то? Меченым преступникам было сложно найти себе место в Осаросе, но такая жизнь выглядела лучше почти верной смерти. К тому же, колдовство легко могло свести клеймо или шрам, хотя для этого мне и пришлось бы открыться перед Грэзом. Вряд ли колдовские умения найдут у него понимание, но пусть! Это была небольшая плата!

— Итак, Эйна, — размышлял лорд. — Скоро наступят Дни благоденствия, и до них суда, конечно же, не будет. Решение я объявлю, как только закончатся праздничные дни. Тянуть с приговором тоже не зачем.

— Вы очень милосердны, господин. Благодарю вас!

— Это не милосердие. Процедуру изгнания проведут публично, чтобы никто не обвинил меня в мягкости.

— Я понимаю.

— Это хорошо, что ты понимаешь. Ты рада?

Тяжелый груз упал с моей груди. Дышать стало легко и свободно.

— Очень, господин! Я очень