Песнь Морской Девы (СИ) - Романова Маргарита "Margari Vlaiser"

— И все же. — Пропела она ласковым голосочком с едва заметным испанским акцентом. — Сейчас ты здесь, на райском острове, окруженный лаской и любовью. Выпей еще, обещаю, я не стану тебя околдовывать.

Как по волшебству во второй ее руке возникла бутылка, полная рома. Она протянула ее мне. Залпом осушив ее, я помог девице справиться с пряжкой ремня.

На пляж я вернулся, когда уже стемнело. Олли что-то усердно сооружал. Рядом полыхал костер, над которым жарились остатки обезьяны на вертеле. Юнга начал мне что-то объяснять, рассказывая что куда и зачем нужно крепить, что для этого нужно и сколько это займет времени. Я плюхнулся в песок и задремал.

— Я закончил! — Заявил Олли Милтон, разбудив меня.

— А? Ага, молодец.

— Есть будете?

— Да, только, возьми склянки во-он в той сумке.

Олли послушался.

— Ого, это же соль. И перец. И… что это? — Он показал мне склянку с желтоватым порошком.

— Понятия не имею. Сыпь все, всяко лучше, чем просто так. О и достань из шлюпки по бутылке.

Через пол часа, сытый и пьяный, я уже распевал "йо-хо-хо и бутылка рому", прыгая, словно абориген, вокруг костра. Олли подпевал, но сидел неподвижно, уставившись в огонь. Запнувшись о собственную ногу, я рухнул в песок. Перевернулся на спину, посмотрел на мальчишку.

— Слушай, ты, когда пьяный, еще скучнее, чем трезвый.

— Я не пил. — Он показал мне бутылку, все еще полную.

— А вот это ты зря, приятель. Очень-очень зря…

Не помню в какой момент я уснул. Но проснулся я от того, что солнечный луч прицельно бил мне прямо в глаз. Не смотря на то, что на моем лице неизменно покоилась шляпа. Голова гудела и требовала опохмелиться. Более или менее приведя себя в порядок, я огляделся. Олли нигде небыло. Странно.

Спустя какое-то время, юноша вышел из джунглей. Я только сейчас заметил, что половины барахла, которое я сюда понатаскал, уже нигде небыло. Олли подхватил бочку с порохом, сунул ее мне, сам взял еще что-то и сказал:

— Надо все это перенести.

— Тебе заняться нечем?

— Скоро начнутся дожди, надо укрыть все это в сухом месте.

Лишь сейчас я заметил тучи, идущие с моря. Пришлось согласиться с юнгой. Благо, ему хватило мозгов устроить склад не так далеко от пляжа. Это была небольшая пещера, уходящая под землю. Парень — когда успел? — соорудил над входом козырек из прутьев и плотных листьев, что бы вода не затекала внутрь. Туда мы перетаскали все что было на пляже. Накрыли барахло шлюпкой.

— Надо бы хижину где-нибудь здесь неподалеку сделать. — Изрек я.

— Не успеем. — Олли указал на небо. — Надо возвращаться в ту. Тем более там остались кое-какие мои вещи.

— А вдруг дождь затянется на несколько дней?

— В таком случае надо запастись едой.

— Эх, была-небыла. Все равно я обещал научить тебя отличать съедобное от несъедобного. Только ром мы берем с собой.

Я подхватил ящик, оставив бочонок в пещере, и мы пошли сквозь джунгли. По пути я указывал пареньку на фрукты и ягоды, которые можно есть. Он складывал их в мешок и мы шли дальше. Решив, что, в случае многодневного ливня, на одних фруктах мы не проживем, Олли подстрелил каку-то птицу, похожую на цаплю, и странного лимура. Все это он тащил на себе, так как мои руки были заняты самой важной ценностью этого бренного мира.

Мы не успели добраться, на нас обрушился ливень. В одно мгновение я вымок до нитки. Земля под ногами стала размываться. И мы с юнгой поднимались в гору по скользкой дорожке, то и дело съезжая вниз. Наконец, мы ввалились в шалаш. Грязные, измученные и вонючие. Должен признать, лачуга оказалась лучше, чем я предполагал. Ни одна капелька воды не просачивалась сквозь плотно уложенные листья, смазанные глиной. Юнга потрудился на славу. Тут рядом и ручей протекал, где я выполоскал свою одежду и отмылся сам. Вернулся в шалаш мокрый, голый и замерзший. Дабы согреться, опрокинул в себя горячительного пойла. Не зная чем заняться, сел на землю. Руки требовали чем-то заняться. Но в этой пустой лачуге заняться было нечем. Ничего, завтра дождь закончится, и снова приступлю к строительству лодки.

Не тут то было. Ливень не заканчивался вот уже нелю. Еда заканчивалась, ром тоже. А я изнывал от скуки.

24 [Саманта]

Мне приснился кошмар: будто мама умерла, а отец бросил ремесло башмачника и ушел в вечный запой. В этом ужасном сне я росла на улице и выживала за счет разбоя. Это был бесконечно длинный и мучительный кошмар, единственной радостью в котором была подруга. А потом я сбежала на корабле и наконец почувствовала свободу. Море влекло меня. Все, что я оставила за спиной и все, к чему стремилась перестало хоть что-то значить для меня. Я едва успела почувствовать вкус жизни, как ее оборвали. Меня грубо и вероломно разбудили.

Я медленно приходила в себя, пробуждаясь от глубокого сна. Было тесно, что-то крепко сжимало мою грудь. Я попыталась сделать вдох, но поняла, что воздуха вокруг нет. Мои легкие наполняла вода. Я чувствовала это, когда пыталась раз за разом вдохнуть, вода плескалась внутри.

Еще плохо соображая, я расслабилась, в надежде набраться сил. Стало немного просторнее.

Что случилось? И где я?

Глаза все еще никак не открывались. Как будто ресницы склеились, а веки налились свинцом. Попробовала пошевелить… хоть чем-нибудь… не вышло. Тогда я стала вспоминать. Должно быть что-то в моей бедной пустой головушке, что пролило бы свет на ситуацию. Но в памяти всплывали только мутные картины, словно все было в тумане. Я вспомнила море: безграничную синюю пустыню. Вспомнила, как хотела разгадать его тайны. Но какие? Какие могут быть тайны у моря? Может я их уже разгадала и поэтому попала сюда? Или я только вначале пути?

Не знаю сколько я провела в полудреме. На той самой грани, когда уже почти уснул, но мысли все еще лениво ворочаются в голове. По ощущениям прошла вечность, прежде чем чувства стали возвращаться ко мне.

Сначала что-то большое и влажное, словно язык кого-то огромного, лизнуло мое лицо. От этого мою голову дернуло, и я уткнулась носом во что-то мягкое. Следом шею пронзила режущая боль. Попытка размять ее провалилась. Зато теперь я уже чувствовала согнутые в локтях и прижатые к моей груди руки, и могла пошевелить пальцами. Запястья были скреплены чем-то друг с другом, наверное, от того и занемели. Спину тоже ломило, как после сна в неудобной позе. И это при том, что я месяц спала в гамаке, да и до этого королевскими перинами не баловалась. О, надо же… память вернулась… Почти, не полностью. Я все еще не могла вспомнить, где я и что меня сюда привело. Но уже что-то. Прогресс!

Теперь я уже чувствовала, что лежу на боку. Спиной чувствую прохладу и влагу, а спереди что-то большое, мягкое и склизкое прижималось ко мне. Я взбрыкнула ногами, что бы оторваться от этого, но… ног не было. Точнее они были, но… Даже не знаю как можно описать это чувство. Что-то ниже живота определенно было, я этим шевелила, но это были не ноги. Оно было одно, словно две мои ноги срослись воедино и удлинились. Пальцы тоже как будто срослись и вытянулись. Это было очень странно. И да, я уверена, что не сплю, потому что хочу есть. А есть во сне я хотеть не могу.

Наконец я разлепила загноившиеся глаза. И обомлела. Я была на дне океана. Пустом, темном, но почему-то родном. Увидев каменистое дно и игру света на поверхности воды, я поняла, что наконец-то дома.

Повернувшись к тому, что меня стискивало, а забилась в панике. Я была привязана к мертвому мужчине! Крича и пытаясь вырваться, я била по дну ногами, точнее тем, что теперь было вместо моих ног. Ничего не вышло. Снова.

Я зажмурилась и взмолилась, что бы все это оказалось дурным сном. Но нет, это было явью. Я связана с мертвецом. МЕРТВЕЦОМ, черт побери! И, судя по всему, мертв он уже давно. Все его тело распухло и размякло, кожа стала отслаиваться. Фу, какая мерзость! Еще хуже, чем полипы в трюме!

Снова отрывок воспоминаний…

Так, успокойся, Саманта — надо же, я и имя свое вспомнила — это всего лишь труп. Он не кусается. Наверное… Откуда я вообще могу знать как ведут себя трупы, если ничего, черт побери, не помню?! А еще откуда я знаю, что означают слова? Спокойно, память вернется, она уже возвращается. Главное не впадать в истерику.