Священные игры - К. Н. Кроуфорд

в целительстве, как она сама утверждала.

– Как тебя зовут? – спросила я.

Она с надеждой вскинула брови.

– Сазия де Заллас, дочь виконта Пау де Залласа. Знали бы вы, как я сожалею, что прибыла в это заброшенное Архонтом королевство на проклятом берегу моря.

– Честнее и не скажешь, – Годрик потер подбородок. – Если аквитанка действительно поможет Хьюго к завтрашнему утру, я тоже вступлю в наш маленький альянс и не буду возражать против ее содействия. Потому что это будет настоящим чудом.

– Здесь негде приобрести травяную настойку, чтобы постепенно от нее отвыкать, – заметил Персиваль. – Что бы ни предложила Сазия, это, пожалуй, будет лучшим, что ты можешь сделать для своего друга и его здоровья.

– Хорошо, – Годрик похлопал по спине своего поникшего приятеля. – Скоро вернем тебя в форму, дружище. Будешь как во времена службы в королевской армии.

У меня сжалось горло. Если бы только армия снова восстала. Но короля сожгли, майские деревья вырубили, а нас всех Орден заставлял самим себе копать могилы.

Чем мы могли на это ответить?

Только отнять у них их величайшее оружие – изоляцию.

Глава 17

Вернувшись в комнату Повелителя воронов, я села у камина на кушетке, покрытой зеленым шелковым покрывалом. Так прошло несколько часов. Жар пламени приятно согревал меня, когда солнце опустилось ниже. Если не считать обеда и ужина в компании других Кающихся, то можно сказать, что целый день я провела в одиночестве и молилась Архонту, чтобы Мэйлор не нашел Лео. Чтобы обыскал все лесные трущобы, но так ничего и не добился.

Я сходила с ума. Сколько прошло времени с тех пор, как Лео в последний раз ел? А спал? На ужине я чувствовала себя как зомби и была не в состоянии внятно переговорить с новыми союзниками. Я только поняла, что к нам присоединился и Персиваль де Монфор, и это было очень даже хорошо. Он тренировался с самого детства, готовясь стать рыцарем.

Как же одиноко было в этих стенах. Как же пусто было внутри.

От дыма, который я снова и снова вдыхала, слезились глаза. Когда горишь заживо, самое страшное в том, что это происходит мучительно медленно, и я уже успела познакомиться со вкусом этой боли. Я стянула перчатки. У меня почти не было возможности дать обожженной коже «подышать».

Я посмотрела на следы от ожогов, которые покрывали мои запястья. Барон хотел как-то оправдать перед всеми остальными тот факт, что мне приходится носить перчатки, но также он хотел, чтобы я поняла, какую сильную боль причиняет огонь. Не попадись, Элоуэн, потому что пытки, ожидающие тебя, не сравнимы ни с чем. Таков был его урок.

Со вздохом я уставилась на пламя в камине. Волноваться, пожалуй, не о чем. Мэйлор ни за что не найдет Лео. Он ведь ничего не знает о нашем плане добраться до Эбории, не знает о дяде Хэймлине. Может, Лео уже в Эбории, целый и невредимый.

Все же на душе было очень неспокойно. Я встала и подошла к деревянному письменному столу Мэйлора, который был завален пергаментами и перьями. На некоторых листах были нарисованы цветы, наперстянки и колокольчики. Тут же лежал разорванный пополам рисунок боярышника. Рядом с деревом было написано следующее:

Нет больше Пэрл, и горе поглощает разум мой,

Нет, никогда душа не встретится с душой.

Интересно, о чем это? Под бумагами обнаружилась еще и деревянная шкатулка, открыв которую я увидела еще несколько набросков, на этот раз не цветов, а бабочек. Некоторые эскизы были раскрашены, но не слишком аккуратно. Резкие алые, синие и шафрановые пятна выходили за края тонких черных линий крыльев.

Я похолодела. Из глубин подсознания вдруг выплыло воспоминание. Бабочка, выгравированная на серебряном амулете…

Однако этот образ потух так же внезапно, как и появился. Я по-прежнему рассматривала странно искаженный рисунок. Эти яркие мазки отдавались во мне болезненными вспышками.

В том месте, где стол примыкал к каменной стене, я обнаружила забившийся в трещины пепел. Провела пальцами, и они почернели. Когда я наклонилась, чтобы заглянуть под стол, я заметила там большую кучку пепла.

Как странно. Что это он здесь сжигал? Я снова поднялась на ноги. На столике, стоявшем рядом с письменным столом, лежали цветные карандаши и разорванный надвое рисунок пейзажа – зеленая трава и дерево из чистого золота. Вверху листа было небрежно выведено: Уверенно сияй.

Я взяла золотой карандаш, чтобы разглядеть его получше. Ничего красивее я в жизни не видела. Сколько он, интересно, стоил?

Я перевела взгляд на тыльную сторону своей ладони, черкнула золотым карандашом прямо по коже. Нарисовала маленькую звездочку. С карандашом в руке вернулась к астролябии, посмотрела на свои карие глаза в отражении. Стала рисовать золотые стрелки под ресницами, подводя контуры глаз…

Когда дверь со скрипом распахнулась, мое сердце так и подпрыгнуло. Я с трудом смогла сделать вдох, когда Мэйлор, сверля меня глазами, вошел в комнату, и крепче перехватила золотой карандаш.

Он приподнял бровь.

– Ты что это делаешь?

Но я не собиралась сейчас говорить о карандашах.

– Что случилось?

Он слабо улыбнулся.

– С ним все хорошо.

Подойдя ко мне, он достал из кармана сложенный вдвое лист бумаги.

Я развернула его, сердце так и колотилось в груди. Я сделала долгий медленный выдох, пробегая глазами по строчкам, выведенным знакомым почерком Лео – по правому краю буквы сливались и теснились. Он всегда неправильно держал перо и смазывал чернила, потому что ему не хватало места. Многие буквы, как всегда, были написаны не в ту сторону.

Элоуэн,

Повелитель воронов помог мне найти Хэймлина. Теперь я ему буду помогать.

Хэймлину то есть.

Целую, Лео

Он всегда очень необычно украшал заглавную букву своего имени какими-то замысловатыми завитушками.

Кончиками пальцев я провела по его подписи, представляя, как он это писал. Затем перевела взгляд на Мэйлора.

– Ты помог ему найти его дядю?

Тот кивнул.

– Лео я нашел по пути к Эбории. Он был очень голоден. Я дал ему немного еды, а затем отвел его к дяде, который согласился взять Лео к себе учеником.

– Как? – требовательно спросила я. – Как ты его нашел?

Он лишь пожал плечами.

– Архонт вел меня.

Архонт, Архонт… Ответ абсолютно на все.

Я медленно выдохнула, и слезы затуманили глаза. Все то время, что я ждала здесь, мои нервы были натянуты