Седьмая жена инквизитора - Лариса Петровичева

ныряешь в брак отчаяния, то понимаешь, что можешь и не вынырнуть.

— И незачем, Хейди тебе понравится, — ответил Курт, и я невольно оценила такой подход. Не я понравлюсь его сестре, а она мне.

Я важна. Мои чувства и состояние были важны — и Курт посмотрел на меня так, словно я имела значение сама по себе, а не потому, что у нас договорной брак.

Это тоже было что-то такое, о чем я боялась думать.

Хейди вышла из маленького кабинета, примыкавшего к гостиной, с улыбкой обняла брата. Была она невысокая, светлокосая и улыбчивая — люди с таким добрым выражением лица не носят камня за пазухой. Хотя я, возможно, просто плохо понимала, как идут дела в свете.

В конце концов, причем тут камень за пазухой? Нам с Хейди нечего делить, я для нее всего лишь седьмая жена несчастного брата…

Я окончательно растерялась.

— Наконец-то ты зашел, — не переставая улыбаться, сказала Хейди, усаживая нас на диван, обитый голубым шелком с цветочной вышивкой. На пестром ковре перед нами развернулась целая баталия: двое мальчиков устроили штурм крепости силами игрушечных солдатиков, а девочки-близняшки, совсем еще маленькие, организовали лазарет — впрочем, они не перебинтовывали славных военных, а пеленали их, и от всей картины веяло таким домашним уютом и теплом, что я невольно успокоилась.

— Да, вчера мы увиделись мельком, и я вас так и не познакомил, — произнес Курт и указал на меня. — Это Кайя, моя седьмая супруга. Есть неиллюзорная возможность того, что последняя. Это Хейди, моя сестра. Это Берта и Беттани, Макс и Николас.

Макс помахал мне солдатиком, зажатым в руке, Николас последовал его примеру. Девочки улыбнулись и пропели:

— Дастуйте!

— Очень рада познакомиться со всеми вами, — ответила я. Семья Хейди мне понравилась. Спокойные, добрые, не заносчивые люди — от каждого из них шла волна мягкой тишины и принятия человека таким, какой он есть. Возможно, Багровый Первоцвет отдыхал с ними душой. Здесь, в этой гостиной, он был не чудовищем, а просто братом и дядей, просто человеком.

— Так что же оборотень? — спросила Хейди. Курт только рукой махнул.

— Выпил, хотя ему нельзя. Алкоголь вошел в конфликт с лекарством, и он обратился. Ничего плохого не замышлял, в самом деле решил покатать девочку с горки… и он помог мне с моей проблемой.

Хейди ахнула, прижала ладонь ко рту и дотронулась до колена брата. Когда-то все они так же сидели на ковре, погруженные в мир своих детских игр, и Курт был главным, тем, кто придумывал самое интересное и приходил на помощь, когда та была нужна. И вот теперь, когда он сам уже много лет тонул в своей беде, Хейди протягивала ему руку.

Он был не один. Он всегда это знал.

— Что-то удалось узнать? — встревоженно спросила она.

— Во мне червь проклятия, который размножается, перепрыгивая на мою жену, — четко отрапортовал Курт, словно находился на докладе у начальства. — Кайя оказалась ведьмой, он вступил с ней в конфликт и был обнаружен. Пока второй перенос не произошел, червь боится ее. Я примерно понимаю, как выглядит тот человек, который меня проклял.

Хейди снова ахнула.

— То есть, это не Анжелина? — спросила она. — Кто-то другой?

— Да. Военный, который сражался во время Малой Мелетонской в Парагонских степях. Он был свидетелем того, что случилось с Анжелиной. Он меня ненавидит, и я полагаю, что все это время он находится рядом. Ему надо смотреть и видеть, как умирают мои жены, и как я себя чувствую при этом.

Хейди понимающе закивала. Сейчас между ней и Куртом словно протянулись незримые нити родства не по крови, а по духу — соединили двух людей взаимным теплом и пониманием. Недаром Курт привел меня знакомить именно с этой сестрой — я увидела и поняла, что он не один.

И я тоже не буду одна, вдруг подумалось мне. Это была нелепая в своей наивности мысль, нелепая и твердая. Между нами был только брак отчаяния — но он вдруг сделался чем-то намного больше заключенного контракта.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Хейди и, обернувшись ко мне, обратилась запросто и на “ты”: — А ты как? Все в порядке?

Мы с Куртом переглянулись и вдруг рассмеялись от всей души, настолько сердечно это было сказано — просто, душевно, без привязки к этикету, который четко предписывает не задавать вопросы одновременно разным людям. Хейди поддержала нас, у нее был очень приятный смех, словно колокольчик.

— Все хорошо, — ответила я, и Курт поддержал: — Все хорошо. Но я чувствую в себе какую-то возню. Как у дантиста: вроде бы сделан обезболивающий укол, но все равно ощущаешь, как он возится в зубах.

Хейди понимающе кивнула, и я вдруг окончательно осознала, что именно окутывало меня все это время — это был настоящий семейный уют, тот, который рисуют на милых картинках в книгах. Это было принятие тебя таким, каков ты есть, со всеми достоинствами и изъянами, со всеми радостями и бедами. Этого нельзя было объяснить словами, я просто наконец-то почувствовала себя правильно, вот и все.

Когда нас пригласили в столовую, то Курт негромко спросил, склонившись ко мне:

— Ты видишь, кто она?

Хейди и няня усаживали детей за стол. В тарелках уже дымился куриный суп с тонкой лапшой и морковными звездочками. Я всмотрелась в сестру Курта, но не заметила в ней ничего подозрительного.

— Не вижу, — призналась я.

— Она сильнейшая природная ведьма, но ее дар был окуклен в младенчестве, — объяснил Курт. — Спит в ней, так глубоко, что вряд ли когда-то проснется. Поэтому она не носит зеленую ленту, но рядом с ней всегда хорошо и легко, в этом ее магия.

Я зачарованно уставилась на Хейди. Ведьма, вот оно что… И я пришла в ее дом, словно в свой собственный, и мне сейчас так спокойно, как давно уже не было. Все наконец-то шло, как надо.

— А где Гораций? — поинтересовался Курт, когда няня и Хейди повязали детям салфетки. — Он вроде бы всегда приходит к обеду?

— Не сегодня, его отправили в командировку в Кертахен, — Хейди села за стол напротив нас и добавила: — Гораций это мой муж. Журналист. Это хорошие деньги, но ради своих статей он может улететь куда-нибудь из дома даже в новогоднюю ночь.

Суп был выше всех похвал. Когда наши тарелки опустели, и служанка принесла курицу, запеченную с начинкой в тесте, то Курт вооружился ножом — по традиции мясо всегда нарезает мужчина — и спросил:

— Кстати, что тебе подарить на новый год?