Горничная немого дома - Ольга Сурмина

Садом? — женщина глубоко вздохнула. Она старалась не показывать, но фраза об увольнении ее сильно осадила, и даже задела.

- Придется этим озадачится, если ты продолжишь бегать ко мне по таким мелочам.

- Это не мелочь, Рик. Что на тебя нашло? Холгард старший это бы не одобрил.

- Твой Холгард старший в могиле. Хочешь к нему? — Мужчина свернул глазами и повернулся на пол оборота. Упоминание об отце, словно зажигалка, в одно мгновение взбесило мужчину, и он, с презрением стал ждать от собеседницы ответа.

- Хватит. Просто подумай об этом. Я живой человек, и она тоже, и все, кто тут работают. Я пойду, но помни, что сегодня я потратила еще одну ампулу морфина чтобы купировать твой эмоциональный порыв. Буду у себя... - Ран снова вздохнула, коротко осмотрела своего шефа и вышла из кабинета. Разговор ничем удачным не увенчался, напротив, теперь ей стоило не попадаться на глаза своему работодателю пару дней. Холодный озноб прошел по коже. Она искренне надеялась, что это не перерастет в нечто систематическое. Не перерастет...

Никто кроме Анабеллы отсутствия «синей» не заметил. «Фиолетовая» обрезала с садовником кусты, и «зеленая» неспешно продолжала наблюдать за этим обычным, в общем-то, поручением. Она протирала вместо Ноны окна и, украдкой, вспоминала ее.

Едкое предчувствие напрягало, даже слегка сводило девушке живот. Не то что бы она воспринимала интуицию через чур всерьез, но абстрагироваться не получалось. К обеду горничная, вместе с «оранжевой» должна была отнести хозяину еду. Это поручение казалось странным, учитывая, что его ей не давали с самого первого провала в начале работы: Бель разбила любимый хозяйский сервиз. А сейчас, вдруг, спустя почти полгода позволили реабилитироваться.

Окна уже блестели от чистоты, но бледная рука, покрытая оранжевыми веснушками, по инерции, продолжала тереть стекло.

Вдруг, внезапно, все тело вздрогнуло от странного возгласа сзади — судя по всему ее уже ждут. Это так быстро вытащило ее из своих мыслей в реальность, что, сердце, буквально, пропустило один удар.

В конце коридора стояла «оранжевая». Уже почти месяц девушки не разговаривали. Не то что бы они ссорились, скорее просто друг другу не нравились.

«Зеленая» считала Полианну сумасшедшей, раз та так зациклилась на внимании хозяина, ей этого было не понять. Как может быть симпатичен мужчина, который раз через раз смотрит на тебя, как на мусор? Хотя бы просто симпатичен, ни о какой влюбленности не может быть и речи, но ее напарница, судя по всему, совершенно так не считала.

Другие горничные считали «оранжевую» немного наивной. Какое может быть будущее у таких отношений? Просто надеется, что он пустит ее к себе в комнату?

Вот так вот запросто отбросит свои принципы и мнения. Это звучало не просто наивно, а, даже, немного глупо. Но никто не хотел расстраивать Полианну, которая, казалось, жила этими мечтами.

Бель коротко кивнула, ее напарница взяла из рук Ран поднос, а сама «зеленая» взяла довольно тяжелый, но при этом холодный чайник и одну единственную чашку.

Ступеньки мелькали под ногами, она не боялась разбить что-то снова: за время, проведенное здесь, девушка стала более ловкой, реакция усилилась, руки больше не дрожали, а ноги не подкашивались.

Возле заветной двери Полианна медленно и тяжело сглотнула, постучав о темное дерево. Секундой позже она вошла, плотно прикрыв за собой проем. «Зеленая» проводила ее взглядом и, было, уже хотела зайти следом, как вдруг услышала обрывки странного диалога.

- Не делай так больше никогда. Поняла?

- Но...

- Ты меня поняла?

- Да...

Девушку передернуло, в одно мгновение она передумала заходить, и услышала тихий скрип петель. «Оранжевая» молча взяла чайник у горничной и вновь вернулась в кабинет. Бель видела ее лицо буквально несколько секунд, но совершенно точно можно было понять: ее напарница едва ли не плакала. Никакого, шума, а тем более речи, из-за двери больше не было слышно. «Зеленая», подождав еще пару минут, уже начала спускать назад, вниз, как вдруг снова услышала скрип — Полианна вышла. Не желая оборачиваться, Анабелла прибавила шаг.

Этой странностью хотелось поделиться, рассказать крошечный осколок диалога кому-то еще... но Бель, как ни странно, была одним из тех людей, которые с завидной легкостью могли держать язык за зубами.

Нона, наконец, смогла раскрыть усталые, припухшие глаза. Боли она больше не чувствовала, но тело было словно ватное, и совершенно отказывалось слушать свою хозяйку. Скверное чувство — когда тебя использовали и выбросили, словно старый презерватив. Она чувствовала себя грязной, все еще ощущая на коже чужие прикосновения, пошлые и сильные. На боках, судя по всему, остались синяки, и, быть может, не только на них. В голове буквально плескалась жидкость, вместо мозга — сосредоточится не получалось. Думать, как следует, тоже не получалось, и с эмоциями справляться теперь не получалось.

Девушка взвыла и схватилась за волосы. Злоба, ненависть, страх. Она чувствовала страх за брата, за себя, за рабочее место, потому как сейчас это был единственный шанс что-либо изменить. И, вроде-бы, получалось собраться, выжигать боль и обиду, а глаза все равно намокали. Намокали, и влага из них, крупными каплями падала на дощатый пол. Изо всех сил приходится быть сильной, но нервы, понемногу, начинали сдавать. Нона и подумать не могла, что жизнь ее загонит в обстоятельства, где придется мириться с насилием и, более того, ждать его, как какую-то выгодную сделку. Выхода не было видно, вроде он где-то был, но какой-то, эфемерный, очень далеко.

Сальровел трясло, смирение и боль начинал сменять гнев, жестокий, плохо контролируемый гнев. Девушка подошла к стене рядом с окном и, что было сил, ударила по ней кулаком. Никаких неприятных ощущений за этой выходкой не последовало, состояние, в которое она впадала, было сродни состоянию аффекта.

Удар, еще удар. Крушить в комнате было нечего, отсюда все новые агрессивные выпады обрушивались в сторону ни в чем неповинных стен, в ее воображении они превращались в клетку, а дверь в замок, за который выходить опасно для жизни и здоровья. Через некоторое время силы оставили девушку, образ мысли стал принимать нормальный для нее стиль: обычный, сдержанный, готовый ко всему.

Тяжелое дыхание и резкие, порывистые движения заставляли сердце работать на пределе, но сейчас горячая кровь начинала медленно остывать. Безысходность, давила, словно десятитонный пресс, однако Нона знала — она в состоянии со всем этим справится. Кто, если не она?

Холгард медленно и лениво пил холодный фруктовый чай. Не то что бы он любил напитки такого плана, но сейчас, что-то,